Page 392 - Рассказы. Повести. Пьесы

живу здесь, я все хожу пешком, все хожу и думаю, думаю и чувствую, как с каждым днем
растут мои душевные силы… Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле — все равно,
играем мы на сцене или пишем — главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье
терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, и когда я думаю о
своем призвании, то не боюсь жизни.
Треплев (печально). Вы нашли свою дорогу, вы знаете, куда идете, а я все еще
ношусь в хаосе грез и образов, не зная, для чего и кому это нужно. Я не верую и не знаю, в
чем мое призвание.
Нина (прислушиваясь). Тсс… Я пойду. Прощайте. Когда я стану большою актрисой,
приезжайте взглянуть на меня. Обещаете? А теперь… (Жмет ему руку.) Уже поздно. Я еле
на ногах стою… я истощена, мне хочется есть…
Треплев. Останьтесь, я дам вам поужинать…
Нина. Нет, нет… Не провожайте, я сама дойду… Лошади мои близко… Значит, она
привезла его с собою? Что ж, все равно. Когда увидите Тригорина, то не говорите ему
ничего… Я люблю его. Я люблю его даже сильнее, чем прежде… Сюжет для небольшого
рассказа… Люблю, люблю страстно, до отчаяния люблю. Хорошо было прежде, Костя!
Помните? Какая ясная, теплая, радостная, чистая жизнь, какие чувства, — чувства, похожие
на нежные, изящные цветы… Помните?.. (Читает.) «Люди, львы, орлы и куропатки,
рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды, и те,
которых нельзя было видеть глазом, — словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив
печальный круг, угасли. Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого
существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с
криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах…» (Обнимает
порывисто Треплева и убегает в стеклянную дверь.)
Треплев (после паузы). Нехорошо, если кто-нибудь встретит ее в саду и потом
скажет маме. Это может огорчить маму… (В продолжение двух минут молча рвет все свои
рукописи и бросает под стол, потом отпирает правую дверь и уходит.)
Дорн (стараясь отворить левую дверь). Странно. Дверь как будто заперта…
(Входит и ставит на место кресло.) Скачка с препятствиями.

Входят Аркадина , Полина Андреевна , за ними Яков с бутылками и Маша , потом
Шамраев и Тригорин .

Аркадина. Красное вино и пиво для Бориса Алексеевича ставьте сюда, на стол. Мы
будем играть и пить. Давайте садиться, господа.
Полина Андреевна (Якову). Сейчас же подавай и чай. (Зажигает свечи, садится за
ломберный стол.)
Шамраев (подводит Тригорина к шкапу). Вот вещь, о которой я давеча говорил…
(Достает из шкапа чучело чайки.) Ваш заказ.
Тригорин (глядя на чайку). Не помню! (Подумав.) Не помню!

Направо за сценой выстрел; все вздрагивают.

Аркадина (испуганно). Что такое?
Дорн. Ничего. Это, должно быть, в моей походной аптеке что-нибудь лопнуло. Не
беспокойтесь. (Уходит в правую дверь, через полминуты возвращается.) Так и есть.
Лопнула склянка с эфиром. (Напевает.) «Я вновь пред тобою стою очарован…»
Аркадина (садясь за стол). Фуй, я испугалась. Это мне напомнило, как…
(Закрывает лицо руками.) Даже в глазах потемнело…
Дорн (перелистывая журнал, Тригорину). Тут месяца два назад была напечатана
одна статья… письмо из Америки, и я хотел вас спросить, между прочим… (берет
Тригорина за талию и отводит к рампе) так как я очень интересуюсь этим вопросом…