Page 1 - Цифры

Иван Бунин

Цифры

I

Мой дорогой, когда ты вырастешь, вспомнишь ли ты, как однажды зимним вечером ты
вышел из детской в столовую, остановился на пороге, – это было после одной из наших ссор с
тобой, – и, опустив глаза, сделал такое грустное личико?
Должен сказать тебе: ты большой шалун. Когда что-нибудь увлечет тебя, ты не знаешь
удержу. Ты часто с раннего утра до поздней ночи не даешь покоя всему дому своим криком и
беготней. Зато я и не знаю ничего трогательнее тебя, когда ты, насладившись своим буйством,
притихнешь, побродишь по комнатам и, наконец, подойдешь и сиротливо прижмешься к
моему плечу! Если же дело происходит после ссоры и если я в эту минуту скажу тебе хоть
одно ласковое слово, то нельзя выразить, что ты тогда делаешь с моим сердцем! Как
порывисто кидаешься ты целовать меня, как крепко обвиваешь руками мою шею, в избытке
той беззаветной преданности, той страстной нежности, на которую способно только детство!
Но это была слишком крупная ссора.
Помнишь ли, что в этот вечер ты даже не решился близко подойти ко мне?
– Покойной ночи, дядечка, – тихо сказал ты мне и, поклонившись, шаркнул ножкой.
Конечно, ты хотел, после всех своих преступлений, показаться особенно деликатным,
особенно приличным и кротким мальчиком. Нянька, передавая тебе единственный известный
ей признак благовоспитанности, когда-то учила тебя: «Шаркни ножкой!» И вот ты, чтобы
задобрить меня, вспомнил, что у тебя есть в запасе хорошие манеры. И я понял это – и
поспешил ответить так, как будто между нами ничего не произошло, но все-таки очень
сдержанно:
– Покойной ночи.
Но мог ли ты удовлетвориться таким миром? Да и лукавить ты не горазд еще.
Перестрадав свое горе, твое сердце с новой страстью вернулось к той заветной мечте, которая
так пленяла тебя весь этот день. И вечером, как только эта мечта опять овладела тобою, ты
забыл и свою обиду, и свое самолюбие, и свое твердое решение всю жизнь ненавидеть меня.
Ты помолчал, собрал силы и вдруг, торопясь и волнуясь, сказал мне:
– Дядечка, прости меня… Я больше не буду… И, пожалуйста, все-таки покажи мне
цифры! Пожалуйста!
Можно ли было после этого медлить ответом? А я все-таки помедлил. Я, видишь ли,
очень, очень умный дядя…

II

Ты в этот день проснулся с новой мыслью, с новой мечтой, которая захватила всю твою
душу.
Только что открылись для тебя еще не изведанные радости: иметь свои собственные
книжки с картинками, пенал, цветные карандаши – непременно цветные! – и выучиться
читать, рисовать и писать цифры. И все это сразу, в один день, как можно скорее. Открыв
утром глаза, ты тотчас же позвал меня в детскую и засыпал горячими просьбами: как можно
скорее выписать тебе детский журнал, купить книг, карандашей, бумаги и немедленно
приняться за цифры.
– Но сегодня царский день, все заперто, – соврал я, чтобы оттянуть дело до завтра или
хоть до вечера: уж очень не хотелось мне идти в город.
Но ты замотал головою.
– Нет, нет, не царский! – закричал ты тонким голоском, поднимая брови. – Вовсе не