Page 50 - История одного города

образовать благонадежный резерв.
На седьмой день выступили чуть свет, но так как ночью дорогу размыло, то люди шли с
трудом, а орудия вязли в расступившемся черноземе. Предстояло атаковать на пути гору
Свистуху; скомандовали: в атаку! — передние ряды отважно бросились вперед, но
оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на лицах их, "ради поспешения",
черты были нанесены лишь в виде абриса и притом в большом беспорядке, то издали
казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один шаг.
— Трусы! — процедил сквозь зубы Бородавкин, но явно сказать это затруднился и
вынужден был отступить от горы с уроном.
Пошли в обход, но здесь наткнулись на болото, которого никто не подозревал.
Посмотрел Бородавкин на геометрический план выгона — везде все пашня, да по мокрому
месту покос, да кустарнику мелкого часть, да камню часть, а болота нет, да и полно.
— Нет тут болота! врете вы, подлецы! марш! — скомандовал Бородавкин и встал на
кочку, чтоб ближе наблюсти за переправой.
Полезли люди в трясину и сразу потопили всю артиллерию. Однако сами кое-как
выкарабкались, выпачкавшись сильно в грязи. Выпачкался и Бородавкин, но ему было уж не
до того. Взглянул он на погибшую артиллерию и, увидев, что пушки, до половины
погруженные, стоят, обратив жерла к небу и как бы угрожая последнему расстрелянием,
начал тужить и скорбеть.
— Сколько лет копил, берег, холил, — роптал он, — что я теперь делать буду! как без
пушек буду править!
Войско было окончательно деморализировано. Когда вылезли из трясины, перед
глазами опять открылась обширная равнина и опять без всякого признака жилья. По местам
валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича; все это свидетельствовало, что
в свое время здесь существовала довольно сильная и своеобразная цивилизация
(впоследствии оказалось, что цивилизацию эту, приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил
бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но с той поры прошло много лет, и ни
один градоначальник не позаботился о восстановлении ее. По полю пробегали какие-то
странные тени; до слуха долетали таинственные звуки. Происходило что-то волшебное,
вроде того, что изображается в 3-м акте "Руслана и Людмилы", когда на сцену вбегает
испуганный Фарлаф. Хотя Бородавкин был храбрее Фарлафа, но и он не мог не содрогнуться
при мысли, что вот-вот навстречу выйдет злобная Наина…
Только на осьмой день, около полден измученная команда увидела стрелецкие высоты
и радостно затрубила в рога. Бородавкин вспомнил, что великий князь Святослав Игоревич,
прежде нежели побеждать врагов, всегда посылал сказать: иду на вы! — и, руководствуясь
этим примером, командировал своего ординарца к стрельцам с таким же приветствием.
На другой день, едва позолотило солнце верхи соломенных крыш, как уже войско,
предводительствуемое Бородавкиным, вступало в слободу. Но там никого не было, кроме
заштатного попа, который в эту самую минуту рассчитывал, не выгоднее ли ему перейти в
раскол. Поп был древний и скорее способный поселять уныние, нежели вливать в душу
храбрость.
— Где жители? — спрашивал Бородавкин, сверкая на попа глазами.
— Сейчас тут были! — шамкал губами поп.
— Как сейчас? куда же они бежали?
— Куда бежать? зачем от своих домов бежать? Чай, здесь где-нибудь от тебя
схоронились!
Бородавкин стоял на одном месте и рыл ногами землю. Была минута, когда он начинал
верить, что энергия бездействия должна восторжествовать.
— Надо было зимой поход объявить! — раскаивался он в сердце своем, — тогда бы
они от меня не спрятались.
— Эй! кто тут! выходи! — крикнул он таким голосом, что оловянные солдатики — и те
дрогнули.