Page 408 - Два капитана
P. 408
Все это было совершенно в бабушкином духе — эти
хитрости и в особенности мой любимый пирог с мясом,
на который она не пожалела масла. Пирог должен был
окончательно убедить меня в преимуществе своего дома
перед «чужим». Но я съела два куска, потом поцеловала
бабушку и сказала только, что очень вкусно.
Пока о Николае Антоныче не было сказано ни слова.
Но вот бабушка сделала равнодушное лицо, и я поняла,
что сейчас начнется. Однако бабушка начала издалека.
— От Олечки с Ларой письмо получила,— сказала
она строго.— Пишут «не входи, не входи в хозяйство»,
что это мне теперь тяжело.
Олечка и Лара — это были мои старенькие тетки Бу-
бенчиковы, которые жили в Энске.
— А как мне не входить, когда ей замечанье делаешь,
а она молчит. Еще делаешь — молчит. Из себя выхо
дишь — молчит. Она по плану попа жила,— немного ожи
вившись, сказала бабушка: — своим ничего, а все попам.
Истеричка. Поп ей пишет: «Молчи, терпи и плачь». А она
и рада. В гардероб гвозди набила, иконы навешала и все
тихо так: «Слушаю». Я этаких ненавижу.
— Да уж теперь прогнала, бабушка, так что и гово
рить.
Бабушка помолчала.
— Весь дом сокрушился,— снова сказала она со вздо
хом.— Ты отступилась, и он-то, что же? Ему теперь тоже
все равно стало, есть ли что, нет ли. Когда поест, когда
нет.
«Он» — это был Николай Антоныч.
— И пишет, пишет,— продолжала бабушка,— день
и ночь, день и ночь. Как с утра чаю попьет, так сейчас
же в мою шаль закутается — и за стол. И говорит: «Это,
Нина Капитоновна, будет труд всей моей жизни. Виноват
ли я, нет ли, пусть теперь об этом судят друзья и враги».
А сам худой стал. Забывается,— шепотом сказала бабуш
ка,— на днях в шапке к столу пришел. Наверно, с ума
сойдет.
В эту минуту входная дверь негромко хлопнула, кто-то
вошел в переднюю и остановился. Я посмотрела на
бабушку — она испуганно отвела глаза, и я поняла, что
это Николай Антоныч.
— Ну, бабушка, мне пора.
— Нет, не пора. И пирог не доела.
406