Page 660 - Два капитана

Он помолчал. Ох, как было мне знакомо, как еще в
детстве я ненавидел это мнимо значительное молчание!
— Не человек, а воплощенное зло,— наконец сказал
он.— Я считаю, что общество должно освободиться от
него — и как можно скорее.
Если бы я был художником, я бы залюбовался этим
зрелищем эпического лицемерия. Но я был обыкновенным
человеком, и мне захотелось сказать ему, что, если бы
общество своевременно освободилось от Николая Анто­
ныча Татаринова, ему (обществу) не пришлось бы возить­
ся с Ромашовым.
Я промолчал.
Ни слова еще не было сказано об экспедиции «Св.
Марии», но я знал Николая Антоныча: он подошел,
потому что боялся меня.
— Я слышал,— начал он осторожно,— что вам уда­
лось довести до конца свое начинанио, и хочу от души
поблагодарить вас за то, что вы положили на него так
много труда. Впрочем, я рассчитываю сделать это
публично.
Это значило, что он придет на мой доклад >и сделает
вид, что мы всю жизнь были друзьями. Он предлагал
мне мир. Очень хорошо! Нужно сделать вид, что я его
принимаю.
— Да, кажется кое-что удалось.
Больше я ничего не сказал. Но даже легкая краска
появилась на полных бледных щеках — так он оживился.
Все прошло и забыто, он теперь влиятельный человек,
почему бы мне не наладить с ним отношения? Вероятно,
я стал другим — в самом деле, разве жизнь не меняет
людей? Я стал таким, как он,— у меня ордена, удача и
он может по себе, по своим удачам судить обо мне...
— ...Событие, о котором в другое время заговорил бы
весь мир,— продолжал он,— и прах национального героя,
какоЕьш по заслугам признан мой брат, был бы торжест­
венно доставлен в столицу и предан погребению при
огромном стечении народа.
Я отвечал, что прах капитана Татаринова покоится на
берегу ЕнисеЛского залива и что он сам, вероятно, не
пожелал бы для себя лучшей могилы.
— Без сомнения. Но я говорю о другом — о самой
исключительности судьбы его. О том, что забвение как
бы шло за ним по пятам и если бы не мы,— он сказал
656