Page 50 - Ранние журавли

упустить. Вперед. Чабдар, вперед… Не упади, Чабдар, не упади…

14

— Погоня! — испуганно крикнул один из конокрадов, уловив приближающийся топот
скачущего коня.
И они припустили, пошли галопом, потом вскачь. Теперь прохлаждаться было некогда.
Теперь или пан, или пропал! Теперь бежать. Теперь уходить без оглядки.
Ведущий стянул поближе в кулаке поводья угоняемых коней, прилег к седлу. А
напарник, нахлестывая сзади кнутом, погоняя что есть мочи, торопил. От топота множества
бегущих копыт земля загудела. Ветер засвистел в ушах. Ночь стремительно летела навстречу
черной, бескрайней, гремящей рекой.
— Стой! Не уйдете, сто-ой! — кричал им Султанмурат, все ближе и ближе настигая их
кучу. Но его голос доносился лишь урывками в бешеном гуле скачки.
Чабдар! Великий конь Чабдар! Отцовский конь Чабдар! Как он шел! Точно бы
понимал, что не может не догнать и не может, не имеет права упасть в этой страшной скачке
по Аксаю среди ночи.
Султанмурат быстро поравнялся с конокрадами, пошел краем, им-то с лошадьми на
поводу не так легко было уходить.
— Отдайте наших лошадей! Отдайте! Мы на них пашем! — кричал Султанмурат.
Напарник повернул на скаку, кинулся к нему зверем, хотел сшибить с коня. Но тот
увильнул. Молодец, Чабдар, молодец!
Уходя от преследующего конокрада, Султанмурат выскочил вперед, зашел сбоку и стал
теснить, заворачивать ведущего с конями.
— Назад! Назад! — кричал он.
— Уйди, убью! — орал тот, разворачивая коней, но Султанмурат снова выходил
вперед, снова теснил, мешал прямому ходу.
И так они шли. Напарник всякий раз отгонял его, а он выходил то с одной, то с другой
стороны, встревал на пути, мешал угону.
А потом прогремел выстрел. Султанмурат не услышал его, увидел лишь яркую
вспышку и успел поразиться освещенному на миг огромному пространству Аксая и черной
куче лошадей и людей, дико скачущих мимо него…
А сам, падая с лошади, отлетел в сторону, покатился кубарем, обжигаясь о каменистую
твердь, и, вскочив на ноги, сразу понял, что конь под ним не просто споткнулся. Лошадь
билась на боку, колотясь головой о землю, хрипела и отчаянно сучила ногами, точно бы все
еще порывалась бежать…
Истошно крича от боли и ярости, сам не ведая того, что делает, Султанмурат кинулся
вслед за конокрадами:
— Стой-ой! Не уйдете! Догоню! Вы убили Чабдара! Отцовского коня Чабдара!
Он бежал не помня себя он бежал в ярости и негодовании, он бежал и бежал за ними,
словно бы мог догнать их, остановить и вернуть назад. Угон уходил, стучали копыта во тьме,
угон уходил, отрываясь все дальше, а он не мог и не желал примиряться — пытался догнать.
Он бежал, казалось ему, охваченный пламенем, все тело его саднило, особенно лицо и руки,
ободранные в кровь. Чем быстрей и дольше бежал он, тем нестерпимей горели лицо и руки…
Потом он упал, покатился по земле, захлебываясь, превозмогая удушье. Он не знал,
куда деть лицо и куда деть руки от невыносимой боли. Он корежился, вопил, стонал,
ненавидя эту ночь, ненавидя этот яркий, возникающий всплесками огненный свет в глазах…
Он слышал, как постепенно удалялся, угасал топот угона. Все слабей и глуше
вздрагивала земля, поглощая далекий бег копыт, и вскоре все стихло вокруг, замерло…
И тогда он встал, побрел назад, рыдая громко и горько. Никак и ничем не мог он
утешить себя, и некому было утешить его в безлюдном ночном Аксае. Плача, вспомнил он,
как обещал Аджимурату взять его с собой, когда отец вернется с войны. Нет, теперь уж им с