Page 78 - Борис Годунов

ситуацию (21-я сцена, «Ставка»):

Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением, да, мнением народным...

Сам народ, угнетенная масса, участвует в трагедии в шести сценах. В первой из них (2-я
сцена трагедии — «Красная площадь») мы слышим речи более культурных представителей
низших классов; это, может быть, купцы, духовные лица (см. традиционно-церковный стиль
их реплик). Они обеспокоены положением страны без царя («О боже мой! Кто будет нами
править? О горе нам!»). В следующей сцене («Девичье поле. Новодевичий монастырь»)
действует народная масса, равнодушная к политике, плачущая и радующаяся по указке бояр
(«О чем там плачут?» — «А как нам знать? то ведают бояре, не нам чета...» — «Все плачут,
заплачем, брат, и мы...» — «Что там еще?» — «Да кто их разберет?..»).
За пять лет царствования Бориса Годунова настроение народа меняется. В сцене
«Равнина близ Новгорода Северского» воины Бориса (тот же народ) стремительно бегут от
войск Самозванца не потому, что они боятся поляков и казаков, а потому, что не хотят
сражаться за царя Бориса против «законного» царевича, воплощающего, по их мнению,
надежды на освобождение — прежде всего от крепостного права, введенного Борисом. Об
этом говорит в сцене «Москва. Дом Шуйского» умный боярин Афанасий Пушкин в разговоре
с Шуйским: «...А легче ли народу? Спроси его! Попробуй самозванец им посулить старинный
Юрьев день (то есть освобождение от крепостной зависимости. — С. Б. ), так и пойдет
потеха!» — «Прав ты, Пушкин», — подтверждает хитрый и дальновидный политик Шуйский.
В 17-й сцене («Площадь перед собором в Москве»), отношение народа к Борису
обнаруживается уже не просто нежеланием сражаться за него («тебе любо, лягушка
заморская, квакать на русского царевича; а мы ведь православные!»), а выражено прямо в
угрожающих репликах толпы («Вот ужо им будет, безбожникам») и в словах юродивого,
громко обличающего царя при несомненном сочувствии народа. В предпоследней сцене
трагедии («Лобное место») народ уже хозяин столицы: с ним (а не с боярами) ведет
переговоры посланный Самозванцем Гаврила Пушкин; на Лобном месте (на «трибуне»),
оказывается подлинный представитель народа, мужик; он дает сигнал мятежу («Народ!
Народ! В Кремль, в Царские палаты! Ступай! вязать Борисова щенка!»), после чего перед
зрителями развертывается сцена народного бунта. Наконец, в последней сцене, действие
которой происходит всего через десять дней после предыдущей, народ — снова пассивный,
успокоившийся после того, как свергнул с престола «Борисова щенка» и поставил над собой
настоящего, «законного» царя. Снова, как вначале (в сцене «Девичье поле»), когда дело идет о
делах государственных, он считает, что «то ведают бояре, не нам чета» (ср. в этой сцене
почтительные реплики: «Расступитесь, расступитесь. Бояре идут... — Зачем они пришли? —
А, верно, приводить к присяге Феодора Годунова»). И снова тот же народ, несмотря на то, что
только что с ужасом узнал о злодейском убийстве юного Федора и его матери, готов по
приказу боярина Мосальского послушно славить нового царя, как вначале по приказу бояр и
патриарха славил Бориса Годунова: «Что ж вы молчите? — спрашивает Мосальский, —
кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович! Народ: Да здравствует царь Димитрий
Иванович».
Так кончалась первоначально пушкинская трагедия. Но позже, в 1830 г., готовя ее к
печати, Пушкин внес в это место небольшое, но крайне значительное изменение: после
выкрика Мосальского — «народ безмолвствует»... Идейный смысл произведения не
изменился, спад волны революционного настроения народа остается тем же, но это
угрожающее безмолвие народа, заканчивающее пьесу, предсказывает в будущем новый
подъем народного движения, новые и «многие мятежи».
«Борис Годунов» написан Пушкиным не как трагедия совести царя-преступника, а как
чисто политическая и социальная трагедия. Главное содержание знаменитого монолога