Page 351 - И жили люди на краю

348
– с хлебом-солью на вышитом полотенце; ровными отрядами под
барабанный бой прошествовали красногалстучные пионеры.
Какое радостное время! Какое чистое ликующее
настроение! Война окончена! Живите, люди! Павлу хотелось
быть там, на катере, а Валя ждала бы его тут. Но судьба коварно
распорядилась им: на гимнастёрке погоны да нашивка ранения, и
то – он заметил – на него смотрят с уважением, считают: он из
тех раненых, которых третьего сентября привезли прямо на
митинг, посвященный победе; люди с машин принимал их на
руки. Он этого не видел, но Валя рассказала всё подробно.
Здорово было бы встретить среди победителей знакомого,
обняться с ним при всём народе. Только где их, знакомых,
возьмёшь?
– Идут! Идут! – разноголосо закричали с сопки.
– Ура-а! – грянула толпа; когда она на мгновения притихла,
вслушиваясь в равномерно-тяжкие шаги солдат, звонко
взвизгнула сутулая старуха:
– Эй, тётка с пистолем, хватит стращать-то! Отворяй врата!
Мой Васька идёт!
Глухие ворота стояли недвижно, а когда внезапно
распахнулись, из них выступила колонна, и встречающие
попятились на обочины дороги, не зная, как подступиться к
своим долгожданным; девушкам кто-то дал команду, и те с
хлебом-солью, с цветами и подарками заспешили к ним, а
простоволосая молодуха, не выдержав, с плачем повисла на шее
мужа-сержанта, и тут колонну расстроили женщины и ребятня.
С деревянной трибуны, обтянутой красным материалом,
лысоватый мужчина прокричал:
– Товарищи! Разрешите митинг, посвящённый встрече
воинов-освободителей Южного Сахалина, считать открытым...
Павел вглядывался в победителей: лица коричневые,
прокалённые солнцем, обмундирование выгоревшее, грязное,