Page 931 - И жили люди на краю

928
называется руководством. А если вдуматься – не что иное, как
последствия той жуткой болезни, которая вспыхивала в стране,
как эпидемия, в разные годы и особо свирепствовала в тридцать
седьмом. Теперь не приезжают по ночам, чтоб обыскать
квартиру, арестовать и увезти. Не расстреливают в глухих
местах, известных только им, и не сгоняют в скрытые таёжными
далями лагеря. Но ухо держат востро и взглядом ощупывают
зорко – улавливают иначе сказанное слово, присматриваются к
тому, кто произнёс его: не диссидент ли, не антисоветчик? И не
«отставали» от центра, мол, и у нас, к сожалению, есть и
«плесень», и «накипь». Обличали, вынуждая уехать с острова.
Иных изгнанных Игорь знал, как знал всю живущую здесь
творческую братию. Всякие это люди, верно подметил секретарь
по идеологии, но, похоже, не хватало ему духу внутренне
согласиться: даже те, что на «крючке», – никакие не злыдни
своей земли, ни к каким провокациям и контрреволюциям не
готовятся; они не против партии, а против дураков в партии,
разумеется руководящих, и зачастую конфликт между
литератором и идеологом возникал на взаимной неприязни. Если
литератор своё мнение выплёскивал эмоциональными
словечками, то идеолог всё тонировал в «политическую
окраску». Ещё помогал обкому сортировать авторов «маститый»,
как его величала пропаганда, прозаик, переселившийся с
материка, где он за десятилетия достиг совершенства в
составлении доносов и кляуз. Кстати, пригласил его Ливанов. И
хотя давно был осуждён культ личности, продолжал портить
людям кровь культ «эпистолярного» жанра. Ливанов вскоре
понял, каким «борцом» обзавёлся, держался с ним
вежливо-осторожно, наверное, понимал: не переделать человека,
а одёргиванием, пусть лёгким, можно восстановить против себя,
и, пожалуй, не желал, чтобы тот и на него что-нибудь настрочил.
Так что же ожидает Игоря? Недавно он стремился к