Page 940 - И жили люди на краю

937
Пробовал – однажды случайно встретил старушку из тех
русских, – не получилось. Как спросил про житьё-бытьё до сорок
пятого, она будто на замок губы захлопнула. Глаза стали
испуганными – наверняка не поверила, что перед нею всего лишь
корреспондент.
– Почему они о себе не рассказывают? – спросил Игорь, идя
рядом с Михаилом Алексеевичем, точно провожая его.
– Вы собирались написать о старушке?
– Нет. Просто узнать, как жили.
Свернули с берега на дорожку, по которой, как
представилось Игорю, в давние годы ездили на телегах. Сколько
уже видел он умерших посёлков – и шахтёрских, и рыбацких, и
лесорубских. И даже целый район на побережье. Ходить по
таким местам грустно. Словно по кладбищу. Каждый дом
– могила. Да не одного человека. Семьи. Проходил Игорь по
бывшим конторам, цехам, больницам, причалам. Как-то замер
перед широкой – из железа и бетона – Доской почета. На ней
остались портреты людей. В дождевых потёках, жёлтые. Стоял,
как у надгробия. Это поселение – тоже кладбище, быть может,
самоё старое русское. Его бы хоть как-то сохранить – ведь это
свидетельство того, что на японском Карафуто жили наши.
Неожиданно Михаил Алексеевич сказал:
– Жестокость, только жестокость изломала людей.
Обвинили, бросили в лагеря, а после... ошибка, мол, перегиб. А
беда от тех ошибок неизмерима и всё ещё бродит по земле.
Он остановился. Вроде передохнуть, закурил и, словно не в
силах держать в себе нечто тягостное, произнёс:
– Да, Игорь, и друзья мои, и я прошли через это. Ну да
хватит. Пора на боковую.
Антон и мальчишки спали. Игорь лёг рядом с сыном, лежал
не шевелясь. Он только что прикоснулся к жуткому и
таинственному миру, в котором, как выясняется, побывало