Page 32 - Возле моря

нила? Она напишет письмо отцу. Хотя бы из нескольких слов:
«Дорогой папаша! Я жива, здорова, но не вернусь». Она оста-
новилась посередине каюты. Не вернётся? Это как, намерилась
остаться с Иннокентием? Нет, ни на что она не намерилась. Ни на
что! Просто думает.
Да, размышляет, как сообщить о себе отцу. И сообщит.
Только не укажет, где находится. Не надо её искать. Она уплы-
вает из прежней жизни, не представляя, что её ждёт на далёком
диком Сахалине.
Снова стукнули в дверь.
– Входите, – обернулась Дарья.
В каюту шагнул Иннокентий без пальто и шапки; по лицу
его было заметно, что он чем-то доволен.
– Приглашаю. Правда, кушанья по-морскому просты –
судно грузовое, не рассчитано на обслуживание пассажиров.
– Что есть, – сказала Дарья.
Они сидели вдвоём в тёплой кают-компании. Дарья ела
молча и неторопливо, чувствуя, как сильно проголодалась. Ин-
нокентий тоже был голоден, но подносил ко рту ложку с горо-
ховым супом неспешно и не сопел, и не чавкал, как её муж. Ей
хотелось спросить, живут ли на Сахалине, кроме каторжных,
обычные порядочные люди, с кем можно поговорить, кому
можно доверять, стоят ли там хоть какие-нибудь дома – или
только тюрьмы в горах? И кто она теперь? Что он думает: зама-
нил – и она его, словно рабыня?
Из-под длинных ресниц украдкой хватала его быстрым
взглядом. Продолговатое, чистое лицо со спокойными, добрыми
глазами, голос тоже спокойный и с веселинкой – так и кажется,
что Иннокентий постоянно в бодром состоянии и не может
злиться, ругаться, кричать. Однако, коли взялся за рыбное дело,
наверно, придётся и расстраиваться, и злиться. Не превратится ли
после в брюзжащего, кисломордого, как её муж? Она едва не
рассмеялась. А он встревожился:
– Невкусно?
– Вполне прилично. Аж не верится, что так могут готовить
мужчины. И на пароходе. Или тут и женщины есть?

30