Page 95 - На хвосте креветки

Любовь Безбах. Повествование

Ги привели в Эсутору. По городу ходили русские, все вооружен-
ные. Японцев не было видно. Ги словно очнулся от оцепенения, в
котором пребывал полтора года. Удивительно, но сначала его по-
вели в больницу, полную раненых. Хирург, и без того перегружен-
ный, уделил ему несколько минут. Лечение ограничилось тем, что
врач промыл ногу в марганцовке, намазал вонючей липкой мазью
и перебинтовал. Рядом неотлучно находился круглолицый солдат –
стерег пленника. После перевязки он снова перебросил через плечо
руку Ги и потащил к одноэтажному дому неподалеку от больницы.
Увидев, что дом заполнен пленными японцами, Ги завопил и
чуть не сбил круглолицего с ног.
– Ты чё, озверел? – удивился солдат, заталкивая его в дом.
– Не-е-е, не пойду! – кричал Ги по-корейски и рвался обратно
на улицу.
Русский разозлился. Японцы молча наблюдали за этой сценой.
Находиться под одной крышей с тако не хотелось. Ближайший
пленный приподнялся, состряпал брезгливую мину и недвусмыс-
ленно показал на выход пальцем.
– Да что за ерунда? – опять удивился боец. – Вас, косоглазых,
не поймешь. Чего вы расшумелись, как в курятнике?
В доме было тихо, кричал только Ги.
– Тако, – буркнул кто-то из пленных.
– Чего?
– Кореец, – по-русски ответили ему из глубины дома.
Солдат вздохнул и потащил беднягу в комендатуру.
Чтобы поговорить с корейцем, командир, полковник лет сорока,
велел привести пленного японца, который владел русским языком.
Ги рассказал, как его угнали на шахты Карафуто и как он стал тако.
И про то, что все корейцы ушли в сопки, а куда – он не знает.
И про то, как чуть не убил японского снайпера. Молодой солдат
записал рассказ в протокол. Возраст Ги вызвал у полковника не-
доумение.
– Двадцать лет? – переспросил он переводчика. – А ты не пу-
таешь? Ну-ка, переспроси еще раз. Может, он на шахтах ваших
двадцать лет работал?
Переспрашивали раза три, даже заставили показать на пальцах.
– Двадцать лет, значит… Да-а… – протянул полковник, по-
новому рассматривая согбенного, беззубого старика с впалой гру-
дью. – Сыну моему двадцать два… В Пхеньян пока не вернешься,
там еще порядок не навели. Здесь останешься.

93