Page 211 - Сахалинские робинзоны

рюкзак и ружье, затем принялся разбирать шалаш. Траву,
ветки, чурбаки побросал в огонь, а когда все сгорело, засы-
пал песком кострище. Собрал разбросанные Чапом рыбьи и
птичьи кости, тоже зарыл. Еще раз прошелся, теперь уже по
бывшей стоянке – ни бумажки, ни уголька. Прошумит дождь,
прополощет берег, просушит округу ветер – и даже те, кто
видел здесь жилье человека, спросят себя в удивлении: «Да
было ли что?..»
И все же Савке-Премьеру захотелось оставить хоть ка-
кой-нибудь след, хоть какую-нибудь метку, пусть никому не
понятную, но долгую. Чтобы помнить о ней, когда-нибудь
побыть на этом берегу. Он сходил к болоту, сорвал пучок
жесткой, режущей пальцы осоки, скрутил тугой жгут, приг-
нул самую высокую талину и обвязал верхушку вешкой. В
узел вешки вложил гладко выстроганную дощечку вот с та-
ким рисунком:

Взвалив на плечи рюкзак, повесив поперек груди ружье, Сав-
ка зашагал прямиком к ближнему березовому бугру, перевалил,
приминая голубичник, и сразу нашел тропу, которая словно бы
ожидала его, чтобы увести отсюда. Он хотел уже повернуться,
постоять минуту, кивнуть на прощание озеру Тунайче, но по-
чувствовал вдруг: не может уйти. Чего-то не сделал, нужного,
последнего. И понял вскоре: надо навестить Третью речку, уви-
деть дом Президента.
Чап обнюхивал тропу, хлестко мотал хвостом, звал хозяина
домой и очень огорчился, увидев, что хозяин пошел совсем в
другую сторону. Пес покорился, затрусил следом, а вот уже

209