Page 209 - Сахалинские робинзоны

оставляя лишь улыбку. Верочки уже нет, а улыбка – вот она,
плавает в воздухе, улыбается...
Савка хочет ответить, крикнуть Верочке: «Тебя научили!
Ты это не сама придумала!» Но слова опять не слушаются
его, застревают в горле, голос хрипит, душит Савку. «А ваши,
ваши головы, а?.. Дайте подержать в руках!.. Боитесь?..»
Савка наконец выкрикивает вслух «Боитесь!» и просыпа-
ется. Чап лежит у него на груди, трусливо поскуливает.

Лохматый гость. Надо уходить.
Наверное, мы все одинаковы...
Домой, в город!

Утро было белое от тумана, седое от росы. Роса плотно укры-
вала песок, была похожа на иней, и потому широкие следы у
палатки, вокруг костра показались Савке черными. Такими же
черными пятнами они уходили к лесу – трава там, под кустами,
сумрачно чернела...
Котелок с остатками вчерашней ухи перевернут, несколько
камбал сорвано, пожевано, брошено; постиранная рубашка
скомкана, наполовину зарыта в песок около воды; кажется, и
шалаш взъерошен спереди, у входа.
На стоянке побывал хозяин тайги. Погостил. Кое-что потро-
гал из любопытства, кое-что расшвырял, забавляясь, камбала
ему не понравилась – соленая; Чапа загнал в шалаш. Но хозяи-
на стоянки не тронул, даже будить не стал: незваный все-таки,
да и разговора по душам не получилось бы.
Савка сел на чурбак, слегка пригорюнился, осматривая
медвежий погром. Ущерб нанесен незначительный, если не
считать порванную рубашку. И все же как-то нехорошо, му-
торно: «Выживать пришел хозяин? Надоел я ему здесь? Пора
очистить берег, чтобы до снега он сделался снова диким, выве-
трил человечий дух? Пожалуй». По крайней мере Савка чув-
ствует, что это так или почти так.
Значит – уходить?

207