Page 19 - Сахалинские каторжанки

Отец покосился на нас и пропыхтел:
– Жадина-говядина, соленый огурец, по полу валяется,
никто его не ест, а муха прилетела, понюхала и съела.
Валентина Николаевна удивленно обернулась на супру-
га и выдала такую фразу:
– Так ты и не муха вовсе, а саранча поганая!
– Мам, а кто такой саранча?
– Это тот, кто все сжирает на своем пути, – отец твой в
общем.
– Саранча! – кричу я весело Ивану Вавиловичу. – А да-
вай на летней кухне много-много лавочек поставим. Чтоб
все-все лесные звери по ночам в нашем теремочке собира-
лись и чаи гоняли.
Мать со злой гримасой отвернулась от меня:
– Знаешь что! Кормилица ты наша, вставай и иди ищи
себе другую кухарку. А мне и саранчи по горло хватит.

Золотая рыбка
Тятька постоянно что-то ремонтирует, пилит, строгает, а
я либо смотрю, либо помогаю: где дощечку подержу, а где и
гвоздик подам. Но самое главное богатство в его столярной
мастерской – это не стена с развешанными на ней инстру-
ментами, а уголок рыбака-любителя. Там хранятся удочки,
а в столе с выдвижными ящичками – наживки на крючки:
бусины, блестки, блесна, перышки... Ну все то, что и рыбку
к крючку приманит, и грузилом послужит. Иван Вавилович,
он у нас, как ворона, если у кого бусы рассыпались, то хвать
их себе, и только их и видели! А копошиться в его воров-
ском богатстве нельзя – крючки острые, больно в пальчики
впиваются. Осторожненько спрашиваю:
– Пап, а как рыбка на них ловится?
– Она бусинку ртом <ам>, и все, поймалась.
Я тоже делаю <ам> – и поймалась: в моей губе застрял
крючок. Стою, реву!
Батя волочет меня к матери:
– Валь, ну дура она, нет?
Я реву. В губе торчит красивая бусинка. Мать узнает
свой скатный жемчуг, краснеет, бледнеет и начинает орать

17