Page 134 - Анна Каренина

чем-то неприличным и уродливым в соединении с этими собравшимися со всех концов
Европы, уныло двигавшимися мертвецами.
Несмотря на испытываемое им чувство гордости и как бы возврата молодости, когда
любимая дочь шла с ним под руку, ему теперь как будто неловко и совестно было за свою
сильную походку, за свои крупные, облитые жиром члены. Он испытывал почти чувство
человека неодетого в обществе.
– Представь, представь меня своим новым друзьям, говорил он дочери, пожимая
локтем ее руку. – Я и этот твой гадкий Соден полюбил за то, что он тебя так справил. Только
грустно, грустно у вас. Это кто?
Кита называла ему те знакомые и незнакомые лица, которые они встречали. У самого
входа в сад они встретили слепую m-me Berthe с проводницей, и князь порадовался на
умиленное выражение старой француженки когда она услыхала голос Кити. Она тотчас с
французским излишеством любезности заговорила с ним, хваля его за то, что у него такая
прекрасная дочь, и в глаза превознося до небес Кити и называя ее сокровищем, перлом и
ангелом-утешителем.
– Ну, так она второй ангел, – сказал князь улыбаясь. – Она называет ангелом нумер
первый mademoiselle Вареньку.
– Оh! M-lle Варенька – это настоящий ангел, аllez, – подхватила m-me Berthe.
В галерее они встретили и самую Вареньку. Она поспешно шла им навстречу, неся
элегантную красную сумочку.
– Вот и папа приехал! – сказала ей Кити.
Варенька сделала просто и естественно, как и все, что она делала, движение, среднее
между поклоном и приседанием, и тотчас же заговорила с князем, как она говорила со всеми,
нестесненно и просто.
– Разумеется, я вас знаю, очень знаю, – сказал ей князь с улыбкой, по которой Кити с
радостью узнала, что друг ее понравился отцу. – Куда же вы так торопитесь?
– Maman здесь, – сказала она, обращаясь к Кити. – Она не спала всю ночь, и доктор
посоветовал ей выехать. Я несу ей работу.
– Так это ангел нумер первый! – сказал князь, когда Варенька ушла.
Кити видела, что ему хотелось посмеяться над Варенькой, но что он никак не мог этого
сделать, потому что Варенька понравилась ему.
– Ну вот и всех увидим твоих друзей, – прибавил он, – и мадам Шталь, если она
удостоит узнать меня, зажегшийся огонь насмешки в глазах князя при упоминании о мадам
Шталь.
– Знал ее мужа и ее немножко, еще прежде, чем она в пиетистки записалась.
– Что такое пиетистка, папа? – сбросила Кити, уже испуганная тем, что то, что она так
высоко ценила в госпоже Шталь, имело название.
– Я и сам не знаю хорошенько. Знаю только, что она за все благодарит бога, за всякое
несчастие, и за то, что у ней умер муж, благодарит бога. Ну, и выходит смешно, потому что
они дурно жили.
– Это кто? Какое жалкое лицо! – спросил он, заметив сидевшего на лавочке невысокого
больного в коричневом пальто и белых панталонах, делавших странные складки на
лишенных мяса костях его ног.
Господин этот приподнял свою соломенную шляпу над вьющимися редкими волосами,
открывая высокий, болезненно покрасневший от шляпы лоб.
– Это Петров, живописец, – отвечала Кити, покраснев. – А это жена его, – прибавила
она, указывая на Анну Павловну, которая, как будто нарочно, в то самое время, как они
подходили, пошла за ребенком, отбежавшим по дорожке.
– Какой жалкий, и какое милое у него лицо! – сказал князь. – Что же ты не подошла?
Он что-то хотел сказать тебе?
– Ну, так подойдем, – сказала Кити, решительно поворачиваясь. – Как ваше здоровье
нынче? – спросила она у Петрова.