Page 129 - Анна Каренина

Мадам Шталь уже более десяти лет безвыездно жила за границей на юге, никогда не
вставая с постели. И одни говорили, что мадам Шталь сделала себе общественное положение
добродетельной, высокорелигиозной женщины; другие говорили, что она была в душе то
самое высоконравственное существо, жившее только для добра ближнего, каким она
представлялась. Никто не знал, какой она религии – католической, протестантской или
православной; но одно было несомненно – она находилась в дружеских связях с самыми
высшими лицами всех церквей и исповеданий.
Варенька жила с нею постоянно за границей, и все, кто знал мадам Шталь, знали и
любили m-lle Вареньку, как все ее звали.
Узнав все эти подробности, княгиня не нашла ничего предосудительного в сближении
своей дочери с Варенькой, тем более что Варенька имела манеры и воспитание самые
хорошие: отлично говорила по-французски и по-английски, а главное – передала от г-жи
Шталь сожаление, что она по болезни лишена удовольствия познакомиться с княгиней.
Познакомившись с Варенькой, Кити все более и более прельщалась своим другом и с
каждым днем находила в ней новые достоинства.
Княгиня, услыхав о том, что Варенька хорошо поет, вопросила ее прийти к ним петь
вечером.
– Кити играет, и у нас есть фортепьяно, нехорошее, правда, но вы нам доставите
большое удовольствие, – сказала княгиня с своею притворною улыбкой, которая особенно
неприятна была теперь Кити, потому что она заметила, что Вареньке не хотелось петь. Но
Варенька, однако, пришла вечером и принесла с собой тетрадь нот. Княгиня пригласила
Марью Евгеньевну с дочерью и полковника.
Варенька казалась совершенно равнодушною к тому, что тут были незнакомые ей лица,
и тотчас же подошла к фортепьяно. Она не умела себе аккомпанировать, но прекрасно
читала ноты голосом. Кити, хорошо игравшая, аккомпанировала ей.
– У вас необыкновенный талант, – сказала ей княгиня после того, как Варенька
прекрасно спела первую пиесу.
Марья Евгеньевна с дочерью благодарили и хвалили ее.
– Посмотрите, – сказал полковник, глядя в окно, – какая публика собралась вас
слушать. – Действительно, под окнами собралась довольно большая толпа.
– Я очень рада, что это доставляет вам удовольствие, – просто отвечала Варенька.
Кити с гордостью смотрела на своего друга. Она восхищалась и ее искусством, и ее
голосом, и ее лицом, но более всего восхищалась ее манерой, тем, что Варенька, очевидно,
ничего не думала о своем пении и была совершенно равнодушна к похвалам; она как будто
спрашивала только: нужно ли еще петь, или довольно?
«Если б это была я, – думала про себя Кити, – как бы я гордилась этим! Как бы я
радовалась, глядя на эту толпу под окнами! А ей совершенно все равно. Ее побуждает только
желание не отказать и сделать приятное maman. Что же в ней есть? Что дает ей эту силу
пренебрегать всем, быть независимо спокойною? Как бы я желала это знать и научиться от
нее этому», – вглядываясь в это спокойное лицо, думала Кити. Княгиня попросила Вареньку
спеть еще, и Варенька спела другую пиесу так же ровно, отчетливо и хорошо, прямо стоя у
фортепьяно и отбивая по ним такт своею худою смуглою рукой.
Следующая затем в тетради пиеса была италиянская песня. Кити сыграла прелюдию и
оглянулась на Вареньку.
– Пропустим эту, – сказала Варенька покраснев. Кити испуганно и вопросительно
остановила свои глаза на лице Вареньки.
– Ну, другое, – поспешно сказала она, перевертывая листы и тотчас же поняв, что с
этою пиесой было соединено что-то.
– Нет, – отвечала Варенька, положив свою руку на ноты и улыбаясь, – нет, споемте это.
– И она спела это так же спокойно, холодно и хорошо, как и прежде.
Когда она кончила, все опять благодарили ее и пошли пить чай. Кити с Варенькой
вышли в садик, бывший подле дома.