Page 2 - Анна Каренина

Лев Николаевич Толстой
Анна Каренина

Библиотека всемирной литературы

Лев Николаевич Толстой. Анна Каренина

Мне отмщение, и аз воздам.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива
по-своему.
Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их
доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном
доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими
супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. Все члены семьи и домочадцы
чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно
сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы
Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали
по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой и написала записку
приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время
обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский – Стива, как его звали в
свете, – в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем
кабинете, на сафьянном диване… Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах
дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и
прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
«Да, да, как это было? – думал он, вспоминая сон. – Да, как это было? Да! Алабин давал
обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но там Дармштадт был
в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, – и столы пели: Il mio tesoro, и
не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», –
вспоминал он.
Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь. «Да, хорошо
было, очень хорошо. Много еще там было отличного, да не скажешь словами и мыслями
даже наяву не выразишь». И, заметив полосу света, пробившуюся сбоку одной из суконных
стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения
в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней
привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. И тут
он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с
его лица, он сморщил лоб.
«Ах, ах, ах! Ааа!…» – замычал он, вспоминая все, что было. И его воображению
представились опять все подробности ссоры с женою, вся безвыходность его положения и
мучительнее всего собственная вина его.
«Да! она не простит и не может простить. И всего ужаснее то, что виной всему я, виной
я, а не виноват. В этом-то вся драма, – думал он. – Ах, ах, ах!» – приговаривал он с
отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из этой ссоры.