Page 33 - Чайка
P. 33

Нина.   Взяла ангажемент на всю зиму. Пора ехать.
                     Треплев.    Нина,  я  проклинал  вас,  ненавидел,  рвал  ваши  письма  и  фотографии,  но
               каждую  минуту  я  сознавал,  что  душа  моя  привязана  к  вам  навеки.  Разлюбить  вас  я  не  в
               силах,  Нина.  С  тех  пор  как  я  потерял  вас  и  как  начал  печататься,  жизнь  для  меня
               невыносима, — я страдаю… Молодость мою вдруг как оторвало, и мне кажется, что я уже
               прожил на свете девяносто лет. Я зову вас, целую землю, по которой вы ходили; куда бы я ни
               смотрел, всюду мне представляется ваше лицо, эта ласковая улыбка, которая светила мне в
               лучшие годы моей жизни…
                     Нина   (растерянно).    Зачем он так говорит, зачем он так говорит?
                     Треплев.   Я одинок, не согрет ничьей привязанностью, мне холодно, как в подземелье,
               и, что бы я ни писал, все это сухо, черство, мрачно. Останьтесь здесь, Нина, умоляю вас, или
               позвольте мне уехать с вами!

                     Нина быстро надевает шляпу и тальму.

                     Нина, зачем? Бога ради, Нина… (Смотрит, как она одевается.)

                     Пауза.

                     Нина.   Лошади мои стоят у калитки. Не провожайте, я сама дойду…  (Сквозь слезы.)
               Дайте воды…
                     Треплев    (дает ей напиться).    Вы куда теперь?
                     Нина.   В город.

                     Пауза.

                     Ирина Николаевна здесь?
                     Треплев.    Да…  В  четверг  дяде  было  нехорошо,  мы  ей  телеграфировали,  чтобы  она
               приехала.
                     Нина.    Зачем  вы  говорите,  что  целовали  землю,  по  которой  я  ходила?  Меня  надо
               убить.  (Склоняется  к  столу.)   Я  так  утомилась!  Отдохнуть  бы…  отдохнуть!  (Поднимает
               голову.)  Я — чайка… Не то. Я — актриса. Ну да! (Услышав смех Аркадиной и Тригорина,
               прислушивается,  потом  бежит  к  левой  двери  и  смотрит  в  замочную  скважину.)        И  он
               здесь… (Возвращаясь к Треплеву.)      Ну да… Ничего… Да… Он не верил в театр, все смеялся
               над моими мечтами, и мало-помалу я тоже перестала верить и пала духом… А тут заботы
               любви, ревность, постоянный страх за маленького… Я стала мелочною, ничтожною, играла
               бессмысленно…  Я  не  знала,  что  делать  с  руками,  не  умела  стоять  на  сцене,  не  владела
               голосом.  Вы  не  понимаете  этого  состояния,  когда  чувствуешь,  что  играешь  ужасно.  Я  —
               чайка. Нет, не то… Помните, вы подстрелили чайку? Случайно пришел человек, увидел и от
               нечего делать погубил… Сюжет для небольшого рассказа… Это не то… (Трет себе лоб.)              О
               чем  я?..  Я  говорю  о  сцене.  Теперь  уж  я  не  так…  Я  уже  настоящая  актриса,  я  играю  с
               наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной. А теперь, пока
               живу здесь, я все хожу пешком, все хожу и думаю, думаю и чувствую, как с каждым днем
               растут мои душевные силы… Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле — все равно,
               играем мы на сцене или пишем — главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье
               терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, и когда я думаю о
               своем призвании, то не боюсь жизни.
                     Треплев    (печально).   Вы  нашли  свою  дорогу,  вы  знаете,  куда  идете,  а  я  все  еще
               ношусь в хаосе грез и образов, не зная, для чего и кому это нужно. Я не верую и не знаю, в
               чем мое призвание.
                     Нина   (прислушиваясь).    Тсс… Я пойду. Прощайте. Когда я стану большою актрисой,
               приезжайте взглянуть на меня. Обещаете? А теперь… (Жмет ему руку.)           Уже поздно. Я еле
   28   29   30   31   32   33   34