Page 9 - Дядя Ваня
P. 9

Пауза.

                     Серебряков.    Утром поищи в библиотеке Батюшкова. Кажется, он есть у нас.
                     Елена Андреевна.     А?
                     Серебряков.    Поищи утром Батюшкова. Помнится, он был у нас. Но отчего мне так
               тяжело дышать?
                     Елена Андреевна.     Ты устал. Вторую ночь не спишь.
                     Серебряков.    Говорят, у Тургенева от подагры сделалась грудная жаба. Боюсь, как бы
               у меня не было. Проклятая, отвратительная старость. Черт бы ее побрал. Когда я постарел, я
               стал себе противен. Да и вам всем, должно быть, противно на меня смотреть.
                     Елена  Андреевна.     Ты  говоришь  о  своей  старости  таким  тоном,  как  будто  все  мы
               виноваты, что ты стар.
                     Серебряков.    Тебе же первой я противен.

                     Елена Андреевна отходит и садится поодаль.

                     Конечно, тыправа.     Я не глуп и понимаю. Ты молода, здорова, красива, жить хочешь,
               а я старик, почти труп. Что ж? Разве я не понимаю? И, конечно, глупо, что я до сих пор жив.
               Но погодите, скоро я освобожу вас всех. Недолго мне еще придется тянуть.
                     Елена Андреевна.     Я изнемогаю… Бога ради, молчи.
                     Серебряков.     Выходит  так,  что  благодаря  мне  все  изнемогли,  скучают,  губят  свою
               молодость, один только я наслаждаюсь жизнью и доволен. Ну да, конечно!
                     Елена Андреевна.     Замолчи! Ты меня замучил!
                     Серебряков.    Я всех замучил. Конечно.
                     Елена Андреевна   (сквозь слезы).     Невыносимо! Скажи, что ты хочешь от меня?
                     Серебряков.    Ничего.
                     Елена Андреевна.     Ну, так замолчи. Я прошу.
                     Серебряков.    Странное дело, заговорит Иван Петрович или эта старая идиотка, Марья
               Васильевна, —  и  ничего,  все  слушают,  но  скажи  я  хоть  одно  слово,  как  все  начинают
               чувствовать  себя  несчастными.  Даже  голос  мой  противен.  Ну,  допустим,  я  противен,  я
               эгоист,  я  деспот,  но  неужели  я  даже  в  старости  не  имею  некоторого  права  на  эгоизм?
               Неужели я не заслужил? Неужели же, я спрашиваю, я не имею права на покойную старость,
               на внимание к себе людей?
                     Елена Андреевна.     Никто не оспаривает у тебя твоих прав.

                     Окно хлопает от ветра.
                     Ветер  поднялся,  я  закрою  окно.  (Закрывает.)  Сейчас  будет  дождь.  Никто  у  тебя
               твоих прав не оспаривает.
                     Пауза; сторож в саду стучит и поет песню.

                     Серебряков.     Всю  жизнь  работать  для  науки,  привыкнуть  к  своему  кабинету,  к
               аудитории, к почтенным товарищам — и вдруг, ни с того ни с сего, очутиться в этом склепе,
               каждый  день  видеть  тут  глупых  людей,  слушать  ничтожные  разговоры…  Я  хочу  жить,  я
               люблю успех, люблю известность, шум, а тут — как в ссылке. Каждую минуту тосковать о
               прошлом, следить за  успехами других, бояться смерти… Не могу!  Нет сил! А тут еще не
               хотят простить мне моей старости!
                     Елена Андреевна.     Погоди, имей терпение: через пять-шесть лет и я буду стара.

                     Входит Соня .

                     Соня.   Папа, ты сам приказал послать за доктором Астровым, а когда он приехал, ты
               отказываешься принять его. Это неделикатно. Только напрасно побеспокоили человека…
   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14