Page 8 - Дядя Ваня
P. 8

вас.
                     Войницкий.     Если бы вы могли видеть свое лицо, свои движения… Какая вам лень
               жить! Ах, какая лень!
                     Елена Андреевна.     Ах, и лень и скучно! Все бранят моего мужа, все смотрят на меня с
               сожалением: несчастная, у неё старый муж! Это участие ко мне — о, как я его понимаю! Вот
               как  сказал  сейчас  Астров:  все  вы  безрассудно  губите  леса,  и  скоро  на  земле  ничего  не
               останется.  Точно  так  вы  безрассудно  губите  человека,  и  скоро  благодаря  вам  на  земле  не
               останется ни верности, ни чистоты, ни способности жертвовать собою. Почему вы не можете
               видеть равнодушно женщину, если она не ваша? Потому что, — прав этот доктор, — во всех
               вас сидит бес разрушения. Вам не жаль ни лесов, ни птиц, ни женщин, ни друг друга.
                     Войницкий.     Не люблю я этой философии!

                     Пауза.

                     Елена  Андреевна.      У  этого  доктора  утомленное,  нервное  лицо.  Интересное  лицо.
               Соне, очевидно, он нравится, она влюблена в него, и я ее понимаю. При мне он был здесь
               уже три раза, но я застенчива и ни разу не поговорила с ним как следует, не обласкала его.
               Он подумал, что я зла. Вероятно, Иван Петрович, оттого мы с вами такие друзья, что оба мы
               нудные, скучные люди! Нудные! Не смотрите на меня так, я этого не люблю.
                     Войницкий.     Могу  ли  я  смотреть  на  вас  иначе,  если  я  люблю  вас?  Вы  мое  счастье,
               жизнь, моя молодость! Я знаю, шансы мои на взаимность ничтожны, равны нулю, но мне
               ничего не нужно, позвольте мне только глядеть на вас, слышать ваш голос…
                     Елена Андреевна.     Тише, вас могут услышать!

                     Идут в дом.

                     Войницкий    (идя  за  нею).  Позвольте  мне  говорить  о  своей  любви,  не  гоните  меня
               прочь, и это одно будет для меня величайшим счастьем…
                     Елена Андреевна.     Это мучительно…

                     Оба уходят в дом.
                     Телегин бьет по струнам и играет польку; Мария Васильевна что-то записывает па
               полях брошюры.

                                                           Занавес

                                                   Действие второе

                     Столовая в доме Серебрякова. — Ночь. — Слышно, как в саду стучит сторож.
                     Серебряков    (сидит в кресле перед открытым окном и дремлет) и Елена Андреевна
               (сидит подле него и тоже дремлет).

                     Серебряков   (очнувшись).     Кто здесь? Соня, ты?
                     Елена Андреевна.     Это я.
                     Серебряков.    Ты, Леночка… Невыносимая боль!
                     Елена  Андреевна.     У  тебя  плед  упал  на  пол.  (Кутает  ему  ноги.)   Я,  Александр,
               затворю окно.
                     Серебряков.    Нет, мне душно… Я сейчас задремал, и мне снилось, будто у меня левая
               нога  чужая.  Проснулся  от  мучительной  боли.  Нет,  это  не  подагра,  скорей  ревматизм.
               Который теперь час?
                     Елена Андреевна.     Двадцать минут первого.
   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13