Page 112 - Отцы и дети

джентльмена, «a perfect gentleman». С русскими он развязнее, дает волю своей желчи,
трунит над самим собой и над ними; но все это выходит у него очень мило, и небрежно, и
прилично. Он придерживается славянофильских воззрений: известно, что в высшем свете это

считается très distingué . 154 Он ничего русского не читает, но на письменном
столе у него находится серебряная пепельница в виде мужицкого лаптя. Наши туристы очень
за ним волочатся. Матвей Ильич Колязин, находящийся во временной оппозиции, величаво
посетил его, проезжая на богемские воды, а туземцы, с которыми он, впрочем, видится мало,
чуть не благоговеют перед ним. Получить билет в придворную капеллу, в театр и т.д. никто
не может так легко и скоро, как der Herr Baron von Kirsanoff . 155 Он все делает добро,
сколько может; он все еще шумит понемножку: недаром же был он некогда львом; но жить
ему тяжело… тяжелей, чем он сам подозревает… Стоит взглянуть на него в русской церкви,
когда, прислонясь в сторонке к стене, он задумывается и долго не шевелится, горько стиснув
губы, потом вдруг опомнится и начнет почти незаметно креститься…
И Кукшина попала за границу. Она теперь в Гейдельберге и изучает уже не
естественные науки, но архитектуру, в которой, по ее словам, она открыла новые законы.
Она по-прежнему якшается с студентами, особенно с молодыми русскими физиками и
химиками, которыми наполнен Гейдельберг и которые, удивляя на первых порах наивных
немецких профессоров своим трезвым взглядом на вещи, впоследствии удивляют тех же
самых профессоров своим совершенным бездействием и абсолютною ленью. С такими-то
двумя-тремя химиками, не умеющими отличить кислорода от азота, но исполненными
отрицания и самоуважения, да с великим Елисевичем Ситников, тоже готовящийся быть
великим, толчется в Петербурге и, по его уверениям, продолжает «дело» Базарова. Говорят,
его кто-то недавно побил, но он в долгу не остался: в одной темной статейке, тиснутой в
одном темном журнальце, он намекнул, что побивший его – трус. Он называет это иронией.
Отец им помыкает по-прежнему, а жена считает его дурачком… и литератором.
Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России. Как почти
все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружавшие его канавы давно заросли; серые
деревянные кресты поникли и гниют под своими когда-то крашеными крышами; каменные
плиты все сдвинуты, словно кто их подталкивает снизу; два-три ощипанных деревца едва
дают скудную тень; овцы безвозбранно бродят по могилам… Но между ними есть одна, до
которой не касается человек, которую не топчет животное: одни птицы садятся на нее и
поют на заре. Железная ограда ее окружает; две молодые елки посажены по обоим ее
концам: Евгений Базаров похоронен в этой могиле. К ней, из недалекой деревушки, часто
приходят два уже дряхлые старичка – муж с женою. Поддерживая друг друга, идут они
отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и
горько плачут, и долго и внимательно смотрят на немой камень, под которым лежит их сын;
поменяются коротким словом, пыль смахнут с камня да ветку елки поправят, и снова
молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их сына, до
воспоминаний о нем… Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая,
преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце не
скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными
глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии
«равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной…

154 Весьма почтенным (фр.).

155 Господин барон фон Кирсанов (нем.).