Page 172 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

еще вчера предупрежденные Гымзой, раньше Сорокина выехали из Пятигорска на
автомобиле. Тринадцатого они созвали в Невинномысской фронтовой съезд. И в то
время, когда Сорокин появился перед частями своей армии, – великолепный, как
восточный владыка, окруженный сотней конвойцев, с трубачами, играющими тревогу, со
скачущим впереди личным знаменем главнокомандующего, – в это время фронтовой
съезд в Невинномысской единогласно объявил Сорокина вне закона, подлежащим
немедленному аресту, препровождению в станицу Невинномысскую и преданию суду.

Главнокомандующему закричали об этом таманцы-красноармейцы, раскрыв двери
теплушек. Сорокин вернулся на станцию и потребовал к себе командиров колонн. Никто
не пришел. Он просидел до темноты на вокзале. Затем велел подать себе коня и вдвоем с
начальником конвоя ускакал в степь.
В Реввоенсовете, где теперь осталось только трое, была большая растерянность:
главнокомандующий пропал в степях, армия вместо наступления требовала суда и казни
Сорокина… Но стопятидесятитысячная человеческая машина продолжала
развертываться, ничего приостановить уже было нельзя… И двадцать третьего октября
началось наступление Таманской армии на Ставрополь и одновременно
контрнаступление белых. Двадцать восьмого командиры всех колонн сообщили, что не
хватает снарядов и патронов, и если их завтра же не подвезут, – рассчитывать на победу
невозможно. Реввоенсовет ответил, что снарядов и патронов нет, «берите Ставрополь
голыми штыками…». В ночь на двадцать девятое были выделены две штурмовые
колонны. Под прикрытием артиллерии, стрелявшей последними снарядами, они
подошли к деревне Татарской, в пятнадцати верстах от Ставрополя, куда был вынесен
фронт белых. Над степью взошла большая медная луна – это было сигналом, так как в
армии не нашлось ракет… Пушки замолкли… Цепи таманцев без выстрела пошли к
передовым окопам противника и ворвались в них. Тогда заревели трубы оркестров,
забили барабаны, и густые волны обеих штурмовых колонн таманцев под музыку,
заменявшую им пули и гранаты, обгоняя музыкантов, падая сотнями под пулеметным
огнем, ворвались во всю главную линию укреплений. Белые отхлынули на холмы, но и
эти высоты были взяты неудержимым разбегом. Противник бежал к городу. Вдогон ему
понеслись красные казачьи сотни. Утром тридцатого октября Таманская армия вошла в
Ставрополь.

На следующий день на главной улице увидели главнокомандующего Сорокина, –
сопровождаемый начальником конвоя, он спокойно ехал верхом, был только бледен и
глаза опущены. Красноармейцы, завидев, разевали рты, пятились от него: «Що то за бис
с того свиту?..»
Сорокин соскочил с коня у здания Совета, где на двери еще висела полусорванная
надпись «Штаб генерала Шкуро», куда собирались уцелевшие депутаты и члены
исполкома, – смело вошел по лестнице, спросил у шарахнувшегося от него военного:
«Где заседание пленума?» – появился в зале у стола президиума, надменно поднял
голову и обратился к изумленному и растерянному собранию:
– Я главнокомандующий. Мои войска наголову разбили банды Деникина и восстановили
в городе и области советскую власть. Самочинный войсковой съезд в Невинномысской
нагло объявил меня вне закона. Кто дал ему это право? Я требую назначения комиссии
для расследования моих якобы преступлений. До заключения комиссии власти
главнокомандующего я с себя не сложу…
Затем он вышел, чтобы сесть на коня. Но на лестнице неожиданно бросились на него
шесть красноармейцев из Третьего таманского полка, свернули, скрутили руки.
Сорокин молча, бешено боролся; командир полка Висленко ударил его плетью по голове,
закричав: «Это тебе за расстрел Мартынова, гадюка…»
Сорокина отвели в тюрьму. Таманцы волновались, боясь, чтобы он не вырвался из
тюрьмы, не ушел как-нибудь от суда. На следующий день, когда Сорокина привели на
допрос, он увидел за столом председательствующего Гымзу и понял, что погиб. Тогда
еще раз в нем поднялась вся жадность жизни, он ударил по столу, ругаясь матерно:

– Так я же буду судить вас, бандиты! Срыв дисциплины, анархия, скрытая
контрреволюция!.. Расправлюсь с вами, как с подлецом Мартыновым…