Page 174 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

12
Год тому назад, в октябре, народы, населяющие Россию, потребовали окончания войны.
Многомиллионные стоны и крики – долой войну, долой буржуазию, длящую войну, долой
военную касту, ведущую войну, долой помещиков, питающих войну, – вылились в один
внушительный и короткий удар с крейсера «Аврора» по Зимнему дворцу.

Когда этот выстрел, пробивший украшенную свинцовыми статуями и черными вазами
крышу ненавистного дома, разорвался в опустевшей царской спальне с не остывшей еще
постелью, где истерическую бессонницу коротал Керенский, кто мог предвидеть, что
этот заключительный, казалось, голос революции, возвещающий войну дворцам и мир
хижинам, прокатится из конца в конец по необъятной стране и, отдаваясь, как эхо,
усиливаясь, множась, вырастая, взревет ураганом.
Кто ждал, что страна, только что бросившая оружие, вновь поднимет его, и поднимется
класс на класс – бедняк на богача… Кто ждал, что из кучки корниловских офицеров
возникнет огромная деникинская армия; что бунт чехословацких эшелонов охватит
войной на тысячу верст все Поволжье и, перекинувшись в Сибирь, вырастет в монархию
Колчака; что блокада охватит душным объятием Советскую страну и во всем мире на
всех вновь издаваемых географических картах и глобусах шестая часть света будет
обозначаться как пустое – незакрашенное – место без названия, обведенное жирной
чертой…
Кто ждал, что Великороссия, отрезанная от морей, от хлебных губерний, от угля и
нефти, голодная, нищая, в тифозном жару, не покорится, – стиснув зубы, снова и снова
пошлет сынов своих на страшные битвы… Год тому назад народ бежал с фронта, страна
как будто превратилась в безначальное анархическое болото, но это было неверно: в
стране возникали могучие силы сцепления, над утробным бытием поднималась мечта о
справедливости. Появились необыкновенные люди, каких раньше не видывали, и о делах
их с удивлением и страхом заговорили повсюду.
Изнутри Советскую страну потрясали мятежи. Одновременно с восстанием в Ярославле
(перекинувшимся в Муром, Арзамас, Ростов Великий и Рыбинск) в Москве взбунтовались
«левые социалисты-революционеры». Шестого июля двое из них, с подложной подписью
Дзержинского на документах, пришли к германскому послу графу Мирбаху и во время
разговора выстрелили в него и бросили бомбу. Посол был убит последней пулей,
попавшей ему в затылок в то время, когда он выбегал из комнаты. Вечером в тот же день
в районе Чистых прудов и Яузского бульвара появились вооруженные матросы и
красноармейцы. Они останавливали автомобили и прохожих, обыскивали, отбирали
оружие и деньги и отводили в особняк Морозова в Трехсвятительском переулке, в штаб
командующего войсками восстания. Здесь уже сидел под арестом Феликс Дзержинский,
который сам приехал в этот особняк в поисках убийцы Мирбаха. Весь вечер и часть ночи
происходили аресты. Был захвачен телеграф. Но приступать к решительным действиям
против Кремля еще не решались. Бунтовщиков было около двух тысяч, они
расположились фронтом от Яузы до Чистых прудов.

Защитой Кремля в эту ночь служили телефоны да древние стены. Войска стояли в
лагерях на Ходынском поле, часть их была распущена по случаю кануна Ивана Купалы.
Настроение в Кремле становилось нервным. Все же под утро удалось стянуть около
восьмисот бойцов, три батареи и броневики; в семь утра войска пошли в наступление и
разбили пушками особняк Морозова в Трехсвятительском переулке. Было много шуму,
но мало жертв, – «армия» левых эсеров бежала переулками, задними дворами в
неизвестном направлении. Ее командующий Попов, губастый юноша с сумасшедшими
глазами, скрылся из Москвы. Через год он появился у Махно начальником
контрразведки и прославился изощренной жестокостью.

Мятеж был подавлен в Москве и на Волге. Но мятеж таился повсюду: бунтовали против
большевиков, против немцев, против белых. Деревни шли на города и грабили их. Города
свергали советскую власть. Начиналась эпоха независимых республик, они вырастали и
лопались, как дождевые грибы, иные можно было обскакать верхом от зари до зари.

Советская власть напрягала все усилия, чтобы овладеть анархией. И в это время ей был
нанесен страшный удар: тридцатого августа, после митинга на заводе Михельсона, за
Бутырской заставой, «правая эсерка» Каплан (из организации человека с булавочкой-