Page 207 - Рассказы
P. 207

более привык, так как рос в женском обществе. Не надо его особенно кутать, но и
                          без всего его не пускайте. У детей такая нежная организация, что и сам не знаешь,
                          откуда что появляется. Пьет ли он молоко?
                                С уважением к вам Н. Завидонская».

                     В тот же вечер я убедился, что мать Павлика была права: малютка «шел к женщинам
               скорее,  чем  к  мужчинам».  Когда  я  зашел  за  горячей  водой  на  кухню,  мне  прежде  всего
               бросилась в глаза массивная фигура Павлика. Он сидел, держа на коленях прислугу Настю,
               и, обвив руками Настину талию, взасос целовал  ее шею и грудь. От этого Настя ежилась,
               взвизгивала и смеялась.
                     – Что ты делаешь? – бешено вскричал я. – Павлик! Убирайся отсюда!
                     Он выпучил глаза, всплеснул руками и захохотал.
                     – Вот оно что… Хо-хо! Не знал-с, не знал-с.
                     – Чего вы не знали? – грубо спросил я.
                     – Ревнуете-с? А еще женатый…
                     – Уходите отсюда и никогда больше не шатайтесь в кухне.
                     Вечером я писал его матери:

                                «Павлик  ваш  здоров,  но  скучает.  Мы,  признаться,  не  знали,  что  он  такой
                          крошка,  иначе  бы  не  взяли  его  к  себе.  Ведь  оказалось,  что  Павлик  ваш  совсем
                          младенец и даже только недавно отнятый от груди (сегодня мною); лучше бы его
                          взять  обратно,  а?  Мы  бы  и  деньги  вернули.  Тем  более  что  от  молока  он
                          отказывается,  а  молоко  с  коньяком  пьет  постольку,  поскольку  в  нем  коньяк.
                          Аппетит  у  него  неважный…  Вчера  за  весь  день  съел  только  гуся,  двух  жареных
                          судаков и малюсенький бочоночек малосольных огурцов. Взяли бы вы его, а?»

                     Мать Павлика ответила телеграммой.

                                «Неужели  трудно  подержать  мальчика  до  конца  месяца?  По  тону  вашего
                          письма  вижу,  что  вы  чем-то  недовольны.  Странно…  Если  же  он  застенчивый
                          ребенок, то это со временем пройдет. Я рада, что аппетит его неплох. Не скучает ли
                          он по маме?»

                     Я  пошел  к  «застенчивому  ребенку».  «Застенчивый  ребенок»  сидел  в  своей  комнате,
               плавая в облаке табачного дыма, и доканчивал бутылку украденного им из буфета коньяку.
                     – Павлик! – сказал я. – Мама спрашивает: не скучаете ли вы по ней?
                     Он посмотрел на меня свинцовым взглядом:
                     – Какая мама?
                     – Да ваша же.
                     – А ну ее к черту!
                     – За что ж вы ее так?
                     – Дура! Куда она меня прислала? Тоска, чепуха. Девчоночек нет хороших. Настю – не
               трогай, того не трогай, этого не трогай… Другой бы давно уже за вашей женой приударил,
               однако я этого не делаю. Я, братец мой, товарищ хороший… Другой давно бы уже… Выпей,
               братец, со мной, черт с ними…
                     Я помолчал немного, размышляя.
                     – Ладно. Я пойду еще коньяку принесу. Выпьем, Павлик, выпьем, малютка.
                     Я принес свежую бутылку.
                     – А вот стакан ты, Павлик, сразу не выпьешь. Он улыбнулся:
                     – Выпью!
                     Действительно, он выпил.
                     – А другой не выпьешь?
                     – Вот дурак-то. Выпью!
                     – Ну ладно. Умница. Теперь третий попробуй. Ну что? Вкусно? Что? Спать хочешь? Ну
   202   203   204   205   206   207   208   209   210   211   212