Page 317 - Рассказы

Это вы так о ней выражаетесь…
Ард . Капризам.
В таком случае я способен переступить все границы.
Гриб . Две чечетки. Надо быть во фраке.

Кто эти «Ард.» и «Гриб.»? Родственники мои, враги, старые камердинеры или светские
молодые люди?..
Я швырнул роль на стол и, хотя было уже поздно, побежал к одному своему другу,
который отличался тем, что все знал. Это был человек, у которого слово «нет» отсутствовало
в лексиконе.
– Ты знаешь, что нужно, чтобы играть на сцене?
– Знаю.
– Что же? Скажи, голубчик!
– Только нахальство! Если ты вооружишься невероятной, нечеловеческой наглостью,
то все сойдет с рук. Даже, пожалуй, похлопают.
– По ком? – боязливо спросил я.
– До тебя не достанут. Ладошами похлопают. Но только помни: нахальство, нахальство
и еще раз оно же.
Ушел я успокоенный.
На репетиции я заметил, что героем дня был суфлер. К нему все относились с тихим
обожанием. Простак даже шепнул мне:
– Ах, как подает! Чудо!
Я удивленно посмотрел на суфлера: он ничего никому не подавал, просто читал по
тетради. Однако мне не хотелось уронить себя:
– Это что за подача! Вот мне в Рязани подавали – так с ума сойти можно.
Я совсем не знал роли, но с некоторым облегчением заметил, что вся труппа в этом
отношении шла со мной нога в ногу.
Актер, игравший старого графа, прислушался к словам суфлера и после монолога о
том, что его сын проиграл десять тысяч, вдруг кокетливо добавил:
– Ах, я ни за что не выйду замуж!
– Это не ваши слова, – сонно заметил суфлер. – Дочка, вы говорите: «Ах, я ни за что не
выйду замуж».
Дочка рабски повторила это тяжелое решение. В путанице и неразберихе я был не
особенно заметен, как незаметен обломок спички в куче старых окурков.

* * *

– Побольше нахальства! – сказал я сам себе, когда парикмахер спросил, какой мне
нужен парик.
– Видите ли… Я вам сейчас объясню… Представьте себе человека избалованного,
легкомысленного, но у которого случаются минуты задумчивости и недовольства собой,
минуты, когда человек будто поднимается и парит сам над собой, уносясь в те небесные
глубины…
– Понимаю-с, – сказал парикмахер, тряхнув волосами, – блондинистый городской
паричок.
– А? Во-во! Только чтоб он на глаза не съехал.
– Помилуйте! А лак на что? Да и вошьем.
– Побольше нахальства! – сказал я сам себе, усаживаясь в вечер спектакля перед
зеркалом гримироваться.
Увы!.. Нахальства было много, а красок еще больше. И куда, на какое место какая
краска – я совершенно не постигал.
Вздохнул, мужественно нарисовал себе огромные брови, нарумянил щеки – задумался.