Page 319 - Рассказы

Мы подождали. На сцене секунды кажутся десятками минут.
– Он, уверяю вас, придет сейчас! – заорал я во все горло, желая дать знать за кулисы о
беспорядке. Граф не шел.
– Что это, мамаша, вы взволнованы? – спросил я заботливо. – Я вам принесу сейчас
воды.
Вылетел за кулисы и зашипел:
– Где граф, черт его дери?!!
– Ради Бога, – подскочил помощник, – протяните еще минутку: он приклеивает
оторванную бороду.
Я пожал плечами и вернулся.
– Нет воды, – грубо сказал я. – Ну и водопроводец наш!
Мы еще посидели…
– Мамаша! – нерешительно сказал я. – Есть ли у вас присутствие духа? Я вам хочу
сообщить нечто ужасное…
Она удивленно и растерянно поглядела на меня.
– Дело в том, что когда я вышел за водой, то мимоходом узнал ужасную новость,
мамаша. Автомобиль графа по дороге наскочил на трамвай, и графа принесли в переднюю с
проломленной головой и переломанными ногами… Кончается!
Я уже махнул рукой на появление графа и только решил как-нибудь протянуть до тех
пор, пока кто-нибудь догадается спустить занавес.
Мы помолчали.
– Да… – неопределенно, протянул я. – Жизнь не ждет. Вообще, эти трамваи… Вот я
вам сейчас расскажу историю, как у меня в трамвае вытянули часы. История длинная… так
минут на десять, на пятнадцать, но ничего. Надо вам сказать, мамаша, что есть у меня один
приятель – Васька. Живет он на Рождественской. С сестрой. Сестра у него красавица,
пышная такая – еще за нее сватался Григорьев, тот самый, который…
– Вы меня звали, Анна Никаноровна? – вдруг вошел изуродованный мною граф, с
достоинством останавливаясь в дверях.
– А, граф, – вскочил я. – Ну, как ваше здоровье? Как голова?
– Вы меня звали, Анна Никаноровна? – строго повторил граф, игнорируя меня.
– Я рад, что вы дешево отделались, – с удовольствием заметил я.
Он поглядел на меня, как на сумасшедшего, заморгал и вдруг сказал:
– Простите, Анна Никаноровна, но я должен сказать вашему сыну два слова.
Он вытащил меня за кулисы и сказал:
– Вы что?!. Идиот или помешанный? Почему вы говорите слова, которых нет в пьесе?
– Потому что надо выходить вовремя. Я вас чуть не похоронил, а вы лезете. Хоть бы
голову догадались тряпкой завязать.
– Выходите! – прорычал режиссер.

* * *

Могу с гордостью сказать, что в этот дебютный день я покорил всех своей
находчивостью.
В четвертом акте, где героиня на моих глазах стреляется, она сунула руку в ящик стола
и… не нашла револьвера.
Она опустила голову на руки, и когда я подошел к ней утешить ее, она прошептала:
– Нет револьвера: что делать?
– Умрите от разрыва сердца. Я вам сейчас что-то сообщу.
Я отошел от нее, схватился за голову и простонал:
– Лидия! Будьте мужественны! Я колебался, но теперь решил сказать все. Знайте же,
что ваша мать зарезала вашу сестренку и отравилась сама.
– Ах! – вскрикнула Лидия и, мертвая, шлепнулась на пол.