Page 36 - Бег

Хлудов. Пожалуйста.
Серафима. Что, Роман Валерьянович, опять?
Хлудов. Что такое?
Серафима. С кем вы говорили? Что я вам велела? Кто в комнате кроме вас?
Хлудов. Никого нет. Вам послышалось. А впрочем, у меня есть манера разговаривать с
самим собою. Надеюсь, что она никому не мешает, а?
Серафима (садится на ковер против Хлудова). Роман Валерьянович, вы тяжко больны.
(Пауза.) Роман Валерьянович, вы слышите, вы тяжко больны. Два месяца я живу за стеной и
слышу по ночам ваше бормотанье. Вы думаете, что легко? В такие ночи я сама не сплю. А
теперь уже и днем? Боже мой, бедный, бедный человек.
Хлудов. Прошу извиненья. Я достану вам другую комнату, но в этом же доме, чтобы
вы были под моим надзором. Я часы продал, есть деньги. Светло в ней, и окна на Босфор.
Особенного комфорта, конечно, предложить не могу. Вы сами видите – чепуха. Разгром.
Войну проиграли. И выброшены. А почему проиграли? Вы знаете? (Таинственно указывает
за плечо.) Мы-то с ним знаем! Мне самому неудобно с вами рядом. Но я должен держать
слово. Я там, оказывается, всякие преступления совершал, и вообще…
Серафима. Роман Валерьянович! Дорогой!.. Вы помните тот день, когда уехал
Голубков? Вы догнали меня и силой вернули. Помните?
Хлудов. Прошу извинения. Когда человек с ума сходит, я должен применять силу. Все
вы ненормальные.
Серафима. Мне стало жаль вас, Роман Валерьянович, стало жаль, и из-за этого я
вернулась. Неужели же вы думаете, что я стала бы вас обременять?
Хлудов. Мне няньки не нужны.
Серафима. Перестаньте раздражаться. Вы этим причиняете вред только самому себе.
Хлудов. Да, верно, верно. Я больше никому не могу причинить вреда… А помните,
ночь, ставка… Хлудов – зверюга, Хлудов – шакал?
Серафима. Все прошло! Забудьте. И я забыла, и вы не вспоминайте.
Хлудов (бормочет). Да и в самом деле… помяни, господи, а мы не будем вспоминать…
Серафима. Ну вот, Роман Валерьянович, я всю ночь думала, надо же на что-нибудь
решаться. Скажите, до каких пор мы будем с вами этак сидеть?
Хлудов. А вот вернется Голубков, и сразу клубочек размотается. Я вас сдаю ему, и
каждый тогда сам по себе, врассыпную. И кончено!.. Душный город!
Серафима. Ах, каким безумием было отпустить его тогда! Никогда себе этого не
прощу! Ах, как я тоскую! Это Люська, Люська виновата, я обезумела от ее упреков! А теперь
не сплю так же, как и вы, потому что он, наверное, пропал в скитаньях, а может быть, и
умер!
Хлудов. Душный город! Тараканьи бега! Позорище русское! Все на меня валят, будто я
ненормальный! А зачем вы его отпустили? При чем тут я? В конце концов, он взрослый.
Деньги там какие-то у этого, у вашего мужа?
Серафима. Нет у меня никакого мужа. Забыла его и проклинаю.
Хлудов. Я его в руках держал и выпустил. Ну, словом, что же делать теперь?
Серафима. Будем смотреть правде в глаза: пропал Сергей Павлович, пропал. И сегодня
ночью я решила, вот казаков пустили домой, и я попрошусь, вернусь вместе с ними в
Петербург. Я не могу здесь больше жить! Зачем я, сумасшедшая, поехала?
Хлудов. Умно. Очень. Умный человек, а? Большевикам вы ничего не сделали, можете
возвращаться спокойно.
Серафима. Одного только я еще не знаю, одно меня только держит. Это – что будет с
вами?
Хлудов (таинственно манит ее пальцем. Она придвигается, и он говорит ей на ухо).
Сейчас у меня был военный совет, только вы молчите… Вам-то ничего, а за мной
врангелевская разведка по пятам ходит, у них нюх… (Шепотом.) Я тоже поеду…
Серафима. Вы тайком хотите, под чужим именем?