Page 191 - Донские рассказы

– Ах, мать твою!..
– Бог любил! – подсказал Григорий, а у самого прыгали губы и серым налетом покрылось
лицо.
Председатель уронил сажень, сам не зная для чего полез в карман за кисетом. Петька
стремительно скатился в балку, Григорий за ним.
Странно путаются непослушные ноги, бег черепаший, а сердце колется на части, и
зноем наливается рот. На дне водой промытой балки сыро. Пахнет илом, вязнут ноги.
Петька на бегу смахнул сапоги и половчее перехватил винтовку; у Григория зеленью
покрылось лицо; губы свело, дыханье рвется с хрипом. Упал и далеко отшвырнул
винтовку.
– Бросай, Петя, поймают – убьют!.. – Петьку передернуло.

– Ты с ума сошел?! Возьми скорее, сволочь! – Григорий вяло потянул винтовку за ремень.
Минуту сверлили друг друга тяжелыми, чужими глазами.

Снова бежали. У конца балки Григорий запрокинулся на спину. Скрипнул Петька
зубами, схватил под мышки сухопарое тело товарища и потащил волоком. Балка
разветвилась, отножина с лошадиными костями и седой полынью уперлась прямо в
пахоту. Около арбы дядько запрягает в плуг лошадей.
– Лошадей до станицы!.. Махновцы догоняют!

Схватился Петька за хомут, дядько – за Петьку.
– Не дам!.. Кобыла сжеребена, куда на ней йихаты?!

Крепкий дядько корявыми пальцами цепко прирос к стволу, и мелькнула у Петьки
мысль: вырвет винтовку, убьет за жеребую кобылу.

Впитал в себя страшные колючие глаза, рыжую щетину на щеках, мелкую дрожь около
рта и рванул винтовку. Звонко лязгнул затвором.

– Уйди!
Нагнулся дядько за топором, что лежал около арбы, а Петька, чувствуя липкую тошноту
в горле, стукнул по крутому затылку прикладом. Ноги в морщеных сапогах, как паучьи
лапки, судорожно задвигались…
Григорий обрубил постромки и вскочил на кобылу. Под Петькой заплясал серый в
яблоках тавричанский мерин. Поскакали пахотой на дорогу. Дружно заговорили копыта.
Глянул Петька назад, а над балкой ветер пыльцу схватывает. Рассыпалась погоня – идет
во весь дух.

Верст пять смахнули, те все ближе. Видно, как передняя лошадь с задранной головой
бросками кидает назад сажени, а у всадника вьется черная лохматая бурка.

Кобыла под Григорием заметно сдавала ход, хрипела и коротко, отрывисто ржала.
– Жеребиться кобыла будет…. Пропал я, Петя! – крикнул сквозь режущий ветер
Григорий.
На повороте около кургана соскочил он на ходу, лошадь упала. Петька сгоряча
проскакал несколько саженей, но опомнился и круто повернул назад.
– Что же ты?! – плачущим голосом крикнул Григорий, но Петька уверенно и ловко загнал
обойму, прыгнул с лошади, приложился с колена, выстрелил в черную надвигающуюся
бурку и, выбрасывая гильзу, улыбнулся.
– Смерть – это, брат, не фунт изюму! – Выстрелил еще раз. На дыбы встала лошадь,
черная бурка сползла на землю, застрял сапог в стремени, и лошадь бездорожно
помчалась в клубах пыли.

Проводил ее Петька невидящим взглядом и, широко расставив ноги, сел на дорогу.