Page 187 - Донские рассказы
P. 187

IX
                Двое спят на постели, третий сидит за столом, свесив голову; промеж ног у него
                винтовка. Лесник Данила кинул на пол дерюгу.
                – Постели, дед Александр, все костям вольготнее будет!

                – Смотри, жалостливый человек, как бы самому на ней спать не пришлось!.. Слышь,
                лесник? Возьми дерюгу!.. Они склады спалили, за такие дела и на морозе рядом с
                хозяйской сукой поспать не грех!..
                Перед зарей запросился дед на двор:
                – Пусти, сынок, сходить требуется по надобности…

                – Ничего, дед, мочись в штаны либо в валенок!.. Завтра подвесим тебя на перекладину,
                там просохнешь!

                В окна царапался немощный зимний рассвет. Встали казаки, умылись, сели завтракать.
                Яков неприметно шепнул отцу и Петьке:

                – Бечевку я перетер ночью… Как дойдем до станицы – все врозь, – в леваду, а оттель в
                гору… в норы, откуда мы камень рыли… Тамотка сроду не возьмут нас!..

                Шли связанные конопляной веревкой все трое за руки. Петька припадал на раненую
                ногу, скрипел зубами от ноющей боли.

                Вот и станица, разметавшая по краям седые космы левад, словно баба в горячке. Когда
                свернули в первый проулок, Яков с перекошенным, побелевшим ртом рванул веревку и,
                виляя по снегу, кинулся в левады. Дед Александр и Петька следом. Все врозь. Сзади
                крик:
                – Стой, стой, в заразу мать!..

                Выстрелы и топот конских ног. Петька, перепрыгивая канаву, оглянулся: дед Александр
                упал, зарываясь простреленной головой в сугроб, и высоко взбрыкнул ногами.

                Гора с верхушкой, опоясанной снегом, бежит навстречу. Глазными впадинами чернеют
                ямы, откуда казаки добывали камень. Яков нырнул первым, за ним Петька.

                Извиваясь, обрывая одежду, царапая до крови тело об острые уступы, ползли в сырой,
                придавленной темноте. Иногда Петьку больно били по голове сапоги Якова. Нора
                раздвоилась, поползли налево. Петькины ладони в мерзлой глине, сверху за шиворот
                сочится вода.
                Яма под ногами. Спустились и сели рядом.

                – Горе мне!.. Батю, должно, убили, – прошептал Яков.
                – Упал он возле канавы…

                Глохнут, будто чужие, голоса. Темь липнет на веки.
                – Ну, Петька, теперь они нас измором будут брать. Пропадем мы, как хорь в норе, а
                впрочем, кто его знает!.. Лезть к нам они побоятся. Эти норы мы с батей рыли еще до
                германской войны. Я все ходы знаю… Давай полозть дальше.

                Ползли. Иногда упирались в тупик. Сворачивали назад, другую тропку искали…
                В густой, вязкой тьме жались двое суток.
                Тишина звенела в ушах. Почти не разговаривали. Спали, чутко прислушиваясь. Где-то
                вверху буравила землю вода. Просыпались, опять спали…
                Потом, тыкаясь в стены, как слепые щенки, полезли к выходу. Долго блуждали, и
                внезапно больно и ярко стегнул по глазам свет.
   182   183   184   185   186   187   188   189   190   191   192