Page 188 - Донские рассказы

У входа в каменную пещеру ворох серой золы, окурки, патронные гильзы, следы многих
и многих человеческих ног, а когда выглянули – увидели: по дороге к станице на
лошадях с куце подрезанными хвостами змеилась конница, серым клубом позади валила
пехота, ветер полоскал малиновое знамя и далеко нес голоса, хохот, команду, скрип
полозьев.

Выскочили. Бежали, падали. Яков махал руками и кричал высоким надорванным
голосом:

– Братцы! Красненькие! Товарищи!..
Конница сгрудилась на дороге гнедой кучей лошадей.

Сзади напирала захлюстанная пехота.
Яков тряс головой, всхлипывая, кидался целовать стремена и кованые сапоги
красноармейцев, а Петьку подхватили на руки, жмякнули в сани, в ворох духовитого
степного сена, накрыли шинелями.

Покачиваются сани. Шинели пахнут родным кислым потом, как отцова рубаха когда-то
пахла…

Кружится голова у Петьки, тошнотой наливается грудь, а в сердце, как жито майское
после дождя, цветет радость. Чья-то рука приподняла шинель, нагнулось к Петьке
безусое обветренное лицо, улыбка ползет по губам.

– Живой, дружище? А сухари потребляешь?
Суют Петьке в непослушный рот жеваные сухари, колючими варежками трут обмерзшие
Петькины пальцы. Хочет он что-то сказать, но во рту ржаное месиво, а в горле комом
стрянут слезы.
Поймал жесткую черную руку и к груди прижал крепко-накрепко.