Page 208 - Донские рассказы

Нахаленок
Снится Мишке, будто дед срезал в саду здоровенную вишневую хворостину, идет к нему,
хворостиной машет, а сам строго так говорит:
– А ну, иди сюда, Михайло Фомич, я те полохану по тем местам, откель ноги растут!..

– За что, дедуня? – спрашивает Мишка.
– А за то, что ты в курятнике из гнезда чубатой курицы все яйца покрал и на каруселю
отнес, прокатал!..
– Дедуня, я нонешний год не катался на каруселях! – в страхе кричит Мишка.

Но дед степенно разгладил бороду да как топнет ногой:
– Ложись, постреленыш, и спущай портки!..

Вскрикнул Мишка и проснулся. Сердце бьется, словно в самом деле хворостины
отпробовал. Чуточку открыл левый глаз – в хате светло. Утренняя зорька теплится за
окошком. Приподнял Мишка голову, слышит в сенцах голоса: мамка визжит, лопочет
что-то, смехом захлебывается, дед кашляет, а чей-то чужой голос: «Бу-бу-бу…»
Протер Мишка глаза и видит: дверь открылась, хлопнула, дед в горницу бежит,
подпрыгивает, очки на носу у него болтаются. Мишка сначала подумал, что поп с
певчими пришел (на Пасху, когда приходил он, дед так же суетился), да следом за дедом
прет в горницу чужой большущий солдат в черной шинели и в шапке с лентами, но без
козырька, а мамка на шее у него висит, воет.
Посреди хаты стряхнул чужой человек мамку с шеи да как гаркнет:

– А где мое потомство?
Мишка струхнул, под одеяло забрался.

́
– Минюшка, сыночек, что ж ты спишь? Батянька твой со службы пришел! – кричит
мамка.
Не успел Мишка глазом моргнуть, как солдат сграбастал его, подкинул под потолок, а
потом прижал к груди и ну рыжими усами, не на шутку, колоть губы, щеки, глаза. Усы в
чем-то мокром, соленом. Мишка вырываться, да не тут-то было.
– Вон у меня какой большевик вырос!.. Скоро батьку перерастет!.. Го-го-го!.. – кричит
батянька и знай себе пестает Мишку – то на ладонь посадит, вертит, то опять до самой
потолочной перекладины подкидывает.
Терпел, терпел Мишка, а потом брови сдвинул по-дедовски, строгость на себя напустил и
за отцовы усы ухватился.
– Пусти, батянька!

– Ан вот не пущу!
– Пусти! Я уже большой, а ты меня, как детенка, нянчишь!..

Посадил отец Мишку к себе на колено, спрашивает, улыбаясь:
– Сколько ж тебе лет, пистолет?

– Восьмой идет, – поглядывая исподлобья, буркнул Мишка.
– А помнишь, сынушка, как в позапрошлом годе я тебе пароходы делал? Помнишь, как
мы в пруду их пущали?
– Помню!.. – крикнул Мишка и несмело обхватил руками батянькину шею.

Тут и вовсе пошло развеселье: посадил отец Мишку верхом к себе на шею, за ноги