Page 260 - Донские рассказы
P. 260

– Сиротское, мол, не пропадает…
                А только вышло так, что в сентябре, в праздник, пришли качаловцы с хуторского схода к
                двору коллективскому. Погомонили возле амбаров, распухших от хлеба, трактор долго
                щупали глазами и пальцами заскорузлыми, кряхтели, и уже перед уходом дед Артем –
                мужик из заправских хозяев – отвел Арсения в сторону и, втыкая в ухо ему прокуренную
                бороду, забурчал:
                – Просьбицу имеем к вам, Арсений Андреевич. Сделай божеску милость, примай нас
                гуртом в свой киликтив! Двадцать семей нас, которы беднеющи…
                Поклонился старикам Арсений обрадованно:

                – Добро пожаловать!..
                Работы по горло в коллективе. Засушливый год. Недостача хлеба в окружных хуторах и
                станицах. По шляху мимо Качаловки толпами проходят нищие. Заворачивают и в
                Качаловку. У расписных ставней скрипят тягучие слабые голоса:

                – Христа ради…
                Распахнется обсиженное мухами окошко, глянет на выжженную солнцем улицу
                бородатая голова, буркнет:
                – Идите добром, прохожие люди, а то собаками притравлю! Вон – киликтив, у них и
                спрашивайте!.. Они власть этую постановили, они вас и кормить должны!

                Каждый день тянутся одиночками и толпами к смолистым обструганным воротам
                коллектива.

                Арсений, осунувшийся и загорелый, отчаянно машет руками:
                – Куда я вас дену? Везде полно! Ведь не прокормимся мы с вами!

                Но коллективские бабы на Арсения гудят потревоженным пчелиным роем, и обычно
                кончается тем, что Арсений и мужики, отмахиваясь руками, уходят на гумно к
                молотилке, а бабы ведут гостей в длинный амбар, устроенный под жилье, и до вечера из
                окон просторной кухни рвется во двор грохот чугунов и звон посуды.
                Иногда на гумно, запыхавшись, прибегает кладовщик, дед Артем, хрипит, сокрушенно
                отплевываясь:
                – Сладу с бабами нету!.. Сыщи ты, Арсений, на них какую-нибудь управу. Навели кучу
                старцев и ключи от кладовой у меня отняли!.. Обед стряпают, а пшена нагребли на
                восемь рылов больше!..

                – Ляд с ними, дедушка! – улыбается Арсений. Число коллективцев увеличилось вдвое.
                Прибавилось и число детей. Часть рабочих кончала обмолот, пахала под пары, другая
                часть строила школу.

                С утра до темной ночи муравейником кишел коллективский двор.
                В сарае пыхтела машина. Электрический фонарь лил на выметенный двор желтые волны
                света, и кособокий месяц, повиснувший над Качаловкой, бледнел от электричества; он
                казался теперь зеленоватым, маленьким и ненужным.

                Анна вторую неделю работала в очереди на скотном дворе. Вместе с шестью другими
                бабами выдаивала коров, отбивала телят и шла спать. Сон приходил не скоро –
                ворочалась, прислушивалась к ровному дыханию Арсения, думала о прошлом и о своей
                теперешней жизни в коллективе.
                С утра небо затянулось густой пеленой сизых туч. Погромыхивал гром. В леваде галдели
                грачи, шумели вербы; около дома в палисаднике дурманно пахло цветом собачьей
                бесилы, никла к земле остролистая крапива. За крышей сарая по небу ящерицей
                скользнула молния, бабахнул гром, дождь дробно затопотал по крыше, ветром скрутило
                во дворе бурый столбище пыли, хлопнула оторванная вихрем ставня, и по лужам,
   255   256   257   258   259   260   261   262   263   264   265