Page 260 - Донские рассказы
P. 260
– Сиротское, мол, не пропадает…
А только вышло так, что в сентябре, в праздник, пришли качаловцы с хуторского схода к
двору коллективскому. Погомонили возле амбаров, распухших от хлеба, трактор долго
щупали глазами и пальцами заскорузлыми, кряхтели, и уже перед уходом дед Артем –
мужик из заправских хозяев – отвел Арсения в сторону и, втыкая в ухо ему прокуренную
бороду, забурчал:
– Просьбицу имеем к вам, Арсений Андреевич. Сделай божеску милость, примай нас
гуртом в свой киликтив! Двадцать семей нас, которы беднеющи…
Поклонился старикам Арсений обрадованно:
– Добро пожаловать!..
Работы по горло в коллективе. Засушливый год. Недостача хлеба в окружных хуторах и
станицах. По шляху мимо Качаловки толпами проходят нищие. Заворачивают и в
Качаловку. У расписных ставней скрипят тягучие слабые голоса:
– Христа ради…
Распахнется обсиженное мухами окошко, глянет на выжженную солнцем улицу
бородатая голова, буркнет:
– Идите добром, прохожие люди, а то собаками притравлю! Вон – киликтив, у них и
спрашивайте!.. Они власть этую постановили, они вас и кормить должны!
Каждый день тянутся одиночками и толпами к смолистым обструганным воротам
коллектива.
Арсений, осунувшийся и загорелый, отчаянно машет руками:
– Куда я вас дену? Везде полно! Ведь не прокормимся мы с вами!
Но коллективские бабы на Арсения гудят потревоженным пчелиным роем, и обычно
кончается тем, что Арсений и мужики, отмахиваясь руками, уходят на гумно к
молотилке, а бабы ведут гостей в длинный амбар, устроенный под жилье, и до вечера из
окон просторной кухни рвется во двор грохот чугунов и звон посуды.
Иногда на гумно, запыхавшись, прибегает кладовщик, дед Артем, хрипит, сокрушенно
отплевываясь:
– Сладу с бабами нету!.. Сыщи ты, Арсений, на них какую-нибудь управу. Навели кучу
старцев и ключи от кладовой у меня отняли!.. Обед стряпают, а пшена нагребли на
восемь рылов больше!..
– Ляд с ними, дедушка! – улыбается Арсений. Число коллективцев увеличилось вдвое.
Прибавилось и число детей. Часть рабочих кончала обмолот, пахала под пары, другая
часть строила школу.
С утра до темной ночи муравейником кишел коллективский двор.
В сарае пыхтела машина. Электрический фонарь лил на выметенный двор желтые волны
света, и кособокий месяц, повиснувший над Качаловкой, бледнел от электричества; он
казался теперь зеленоватым, маленьким и ненужным.
Анна вторую неделю работала в очереди на скотном дворе. Вместе с шестью другими
бабами выдаивала коров, отбивала телят и шла спать. Сон приходил не скоро –
ворочалась, прислушивалась к ровному дыханию Арсения, думала о прошлом и о своей
теперешней жизни в коллективе.
С утра небо затянулось густой пеленой сизых туч. Погромыхивал гром. В леваде галдели
грачи, шумели вербы; около дома в палисаднике дурманно пахло цветом собачьей
бесилы, никла к земле остролистая крапива. За крышей сарая по небу ящерицей
скользнула молния, бабахнул гром, дождь дробно затопотал по крыше, ветром скрутило
во дворе бурый столбище пыли, хлопнула оторванная вихрем ставня, и по лужам,