Page 302 - Донские рассказы
P. 302

V
                Семка тянул бычка за налыгач, сзади воробьиной ватагой сыпали ребятишки, с визгом
                подгоняли хворостинами норовистого быка, а тот упирался, неистово мотал головой и
                негодовал низким, трубным голосом.

                На рынке возле возов лежат привязанные быки и коровы, дремотно движутся их нижние
                челюсти, перетирая слюнявую жвачку, пар идет из-под лохматых животов, пригревших
                сырую землю.

                Мимо прохаживают шибаи с длинными пастушечьими костылями. Сапогом толкает
                купец облюбованного быка и заходит наперед. Бык, кряхтя, ставит на колени передние
                ноги, потом тяжело упирается раздвоенными копытами в слизистую грязь и упруго
                поднимает зад. Привычными пальцами быстро и толково щупает купец грудь, ноги,
                спину, засматривает в рот – не съедены ли старостью зубы, хлопает с хозяином по рукам,
                божится, кидает оземь шапку.
                Семкин бык, привязанный к забору, вскоре привлек внимание рыжего купца. Подошел к
                Семке.
                – Ты хозяин?

                – Я.
                – Сколько просишь? – А сам на Семку и не взглянет. Топчется вокруг быка, всего
                излапал крючковатыми пальцами и глазами, резво шнырявшими под рыжей крышей
                бровей.
                – Семьдесят! – бухнул Семка.

                – Может, со всем с тобой? – беззубо ощерился купец.

                – Проваливай, коли так!..
                Семка исподлобья глянул вслед уходившему купцу. Тот повернулся боком.
                – Говори окончательную цену!.. Шестьдесят берешь? Нет? Ну, посиди с бычком, может,
                бог даст, домой отведешь, все целей будет.
                – Поди побреши, этим и кормишься! – обиделся Семка.

                Поколесив по рынку, рыжий в сопровождении седого хохла подходит вновь.
                – Ну, как, надумал?

                – Семьдесят! – уперся Семка.
                Через полчаса охрипший купец сует Семке в дрожащую руку две червонные бумажки
                (на левых углах ражие дяди высевают зерно из лукошек). Тут же, между возами, пьют
                магарыч. Купец, запрокинув голову, тянет из темной бутылки, и не поймет Семка, где
                это булькает: то ли в горлышке бутылки, то ли в глотке купца. Бутылка переходит в
                Семкины руки. Рот и желудок обжигает влажное тепло, в нос ширяет самогонным
                дымком. Так много не пил он никогда.

                – Ну, в час добрый!.. – прожевывая черствый бублик, сипит купец. – Ценой мы тебя не
                обидели… Корму нонешний год нету, зимой за так отдал бы!

                – Бычок мой… – Голос у Семки дрожит, дрожат и ноги. – Не бычок, а кормилец… кабы не
                нужда, сроду не продал бы!..

                Рыжий подмигивает хохлу:
                – Что и толковать… На свете дураки – одни быки да казаки. Бык работает на казака, а
                казак на быка, так всю жисть один на одном и ездят!..
                Рыжий отвязывает быка и гогочет, а Семка в руке жмет деньги; рука в кармане, как
   297   298   299   300   301   302   303   304   305   306   307