Page 114 - Колымские рассказы
P. 114

— Вот я.
                — Выходи во двор — иди вот к тому крыльцу.

                Двери подлинного „Дома Васькова“ открылись передо мной, и я вошел в низкий, тускло
                освещенный коридор. Надзиратель отпер замок, отвалил массивную железную щеколду
                и открыл крошечную камеру с двойными нарами. Два человека, согнувшись, сидели в
                углу нижних нар.
                Я подошел к окну, сел.

                За плечи меня тряс человек. Это был мой приисковый бригадир Дмитрий Тимофеевич
                Парфентьев.

                — Ты понимаешь что-нибудь?

                — Ничего не понимаю. Когда тебя привезли?
                — Три дня назад. На легковушке Атлас привез.
                — Атлас? Он допрашивал меня в райотделе. Лет сорока, лысоватый. В штатском.

                — Со мной он ехал в военном. А что тебя спрашивал капитан Ребров?

                — Не знаю ли я Виноградова.
                — Ну?

                — Откуда же мне его знать?
                — Виноградов — председатель Далькрайсуда.

                — Это ты знаешь, а я — не знаю, кто такой Виноградов.
                — Я учился с ним.

                Я начал кое-что понимать. Парфентьев был до ареста областным прокурором в
                Челябинске, карельским прокурором. Виноградов, проезжая через „Партизан“, узнал,
                что его университетский товарищ в забое, передал ему деньги, попросил начальника
                „Партизана“ Анисимова помочь Парфентьеву. Парфентьева перевели в кузницу
                молотобойцем. Анисимов сообщил о просьбе Виноградова в НКВД, Смертину, тот — в
                Магадан, капитану Реброву, и начальник СПО приступил к разработке дела
                Виноградова. Были арестованы все юристы-заключенные по всем приискам Севера.
                Остальное было делом следовательской техники.

                — А здесь мы зачем? Я был в палатке…
                — Нас выпускают, дурак, — сказал Парфентьев.

                — Выпускают? На волю? То есть не на волю, а на пересылку, на транзитку.
                — Да, — сказал третий человек, выползая на свет и оглядывая меня с явным
                презрением.
                Раскормленная розовая рожа. Одет он был в черную дошку, зефировая рубашка была
                расстегнута на его груди.
                — Что, знакомы? Не успел вас задавить капитан Ребров. Враг народа…

                — А ты-то друг народа?
                — Да уж, по крайней мере, не политический. Ромбов не носил. Не издевался над
                трудовыми людьми. Вот из-за вас, из-за таких, и нас сажают.

                — Блатной, что ли? — сказал я.

                — Кому блатной, а кому портной.
   109   110   111   112   113   114   115   116   117   118   119