Page 23 - Мещане
P. 23
(Татьяна делает шаг вперед, останавливается. Потом неслышно идет к сундуку и
садится на него, в углу. Она согнулась, стала маленькой и еще более жалкой.)
Тетерев. Жизнь украшают дураки. Дураков – немного. Они всё ищут чего-то, что не им
нужно, не только им одним… Они любят выдумывать проспекты всеобщего счастья и тому
подобной ерунды. Хотят найти начала и концы всего сущего. Вообще – делают глупости…
Нил (задумчиво). Да, глупости! На это я мастер… Ну, она потрезвее меня… Она – тоже
любит жизнь… такой внимательной, спокойной любовью… Знаешь, мы с ней великолепно
будем жить! Мы оба – смелые… и, если захотим чего, – достанем! Да, мы с ней достанем…
Она какая-то… новорожденная… (Смеется.) Мы с ней прекрасно будем жить!
Тетерев. Дурак может всю жизнь думать о том, почему стекло прозрачно, а мерзавец
просто делает из стекла бутылку…
(Вновь играет шарманка уже близко, почти под окнами.)
Нил. Ну, ты все о бутылках!
Тетерев. Нет, я о дураках. Дурак спрашивает себя – где огонь, пока он не зажжен, куда
девается, когда угасает? А мерзавец сидит у огня, и ему тепло…
Нил (задумчиво). Да-а… тепло…
Тетерев. В сущности – они оба глупы. Но – один глуп красиво, геройски, другой – тупо,
нищенски глуп. И оба они, хотя разными дорогами, но приходят в одно место – в могилу,
только в могилу, друг мой… (Хохочет. Татьяна тихо качает головой.)
Нил (Тетереву). Ты чего?
Тетерев. Смеюсь… Оставшиеся в живых дураки смотрят на умершего собрата и
спрашивают себя – где он? А мерзавцы просто наследуют имущество покойного и
продолжают жизнь теплую, жизнь сытую, жизнь удобную… (Хохочет.)
Нил. Однако ты здорово напился… Шел бы к себе, а?
Тетерев. Укажи – где это?
Нил. Ну, не дури! Хочешь, отведу?
Тетерев. Меня, брат, не отведешь. Я не состою в родстве ни с обвиняемыми… ни с
потерпевшими. Я – сам по себе. Я – вещественное доказательство преступления! Жизнь
испорчена! Она – скверно сшита… Не по росту порядочных людей сделана жизнь, говорю я.
Мещане сузили, окоротили ее, сделали тесной… и вот я есмь вещественное доказательство
того, что человеку негде, нечем, незачем жить…
Нил. Ну, иди же, иди!
Тетерев. Оставь меня! Ты думаешь, могу упасть? Я уже упал, чудак ты! Давно-o! Я,
впрочем, думал было подняться; но прошел мимо ты и, не заметив, не нарочно, вновь
толкнул меня. Ничего; иди себе! Иди, я не жалуюсь… Ты – здоров и достоин идти, куда
хочешь, так, как хочешь… Я, падший, сопровождаю тебя взглядом одобрения – иди!
Нил. Что ты болтаешь? Интересно что-то… но непонятно…
Тетерев. И не понимай! Не надо! Некоторые вещи лучше не понимать, ибо понимать их
бесполезно… Ты иди, иди!
Нил. Ну, хорошо, я ухожу. (Уходит в сени, не замечая Татьяну, прижавшуюся в углу.)
Тетерев (кланяясь вслед ему). Желаю счастия, грабитель! Ты незаметно для себя отнял
мою последнюю надежду и… чёрт с ней! (Идет к столу, где оставил бутылку, и замечает в
углу комнаты, фигуру Татьяны.) Это-о кто, собственно говоря?
Татьяна (тихо). Это я…
(Звуки шарманки сразу обрываются.)
Тетерев. Вы? Мм… а я думал, мне почудилось…
Татьяна. Нет, это я…
Тетерев. Понимаю… Но – почему вы? Почему вы тут?
Татьяна (негромко, но ясно, отчетливо). Потому что мне негде, нечем, незачем жить…
(Тетерев молча идет к ней тихими шагами.) Я не знаю, отчего я так устала и так тоскливо
мне… но, понимаете, до ужаса тоскливо! Мне только двадцать восемь лет… мне стыдно,
уверяю вас, мне очень стыдно чувствовать себя так… такой слабой, ничтожной… Внутри у