Page 22 - Превращение

сестры в невозможности этого, – тогда, может быть, с ним и удалось бы о чем-то
договориться. А так...

– Пусть убирается отсюда! – воскликнула сестра – Это единственный выход, отец. Ты
должен только избавиться от мысли, что это Грегор. В том-то и состоит наше несчастье,
что мы долго верили в это. Но какой же он Грегор? Будь это Грегор, он давно бы понял,
что люди не могут жить вместе с таким животным, и сам ушел бы. Тогда бы у нас не
было брата, но зато мы могли бы по-прежнему жить и чтить его память. А так это
животное преследует нас, прогоняет жильцов, явно хочет занять всю квартиру и
выбросить нас на улицу. Гляди, отец, – закричала она внезапно, – он уже опять
принимается за свое!

И в совершенно непонятном Грегору ужасе сестра даже покинула мать, буквально
оттолкнувшись от стула, словно предпочитала пожертвовать матерью, но не оставаться
рядом с Грегором, и поспешила к отцу, который, встревожившись только из-за ее
поведения, тоже встал и протянул навстречу ей руки, как бы желая ее защитить.

Но ведь у Грегора и в мыслях не было пугать кого бы то ни было, а тем более сестру. Он
просто начал поворачиваться, чтобы уползти в свою комнату, а это действительно сразу
же бросилось в глаза, потому что из-за болезненного своего состояния он должен был
при трудных поворотах помогать себе головой, неоднократно поднимая ее и стукаясь ею
об пол. Он остановился и оглянулся. Добрые его намерения, казалось, были распознаны,
испуг прошел. Теперь все смотрели на него молча и грустно. Мать полулежала на стуле,
вытянув ноги, глаза ее были от усталости почти закрыты; отец и сестра сидели рядом,
сестра обняла отца за шею.

«Наверно, мне уже можно повернуться», – подумал Грегор и начал свою работу снова.
Он не мог не пыхтеть от напряжения и вынужден был то и дело отдыхать. Впрочем, его
никто и не торопил, его предоставили самому себе. Закончив поворот, он сразу же
пополз прямо. Он удивился большому расстоянию, отделявшему его от комнаты, и не
мог понять, как он при своей слабости недавно еще умудрился проделать этот же путь
почти незаметно. Заботясь только о том, чтобы поскорей доползти, он не замечал, что
никакие слова, никакие возгласы родных ему уже не мешают. Лишь оказавшись в
дверях, он повернул голову, не полностью, потому что почувствовал, что шея у него
деревенеет, но достаточно, чтобы увидеть, что позади него ничего не изменилось и
только сестра встала. Последний его взгляд упал на мать, которая теперь совсем спала.
Как только он оказался в своей комнате, дверь поспешно захлопнули, заперли на
задвижку, а потом и на ключ. Внезапного шума, раздавшегося сзади, Грегор испугался
так, что у него подкосилась лапки. Это сестра так спешила. Она уже стояла наготове,
потом легко метнулась вперед – Грегор даже не слышал, как она подошла, – и, крикнув
родителям: «Наконец-то!» – повернула ключ в замке.
«А теперь что?» – спросил себя Грегор, озираясь а темноте. Вскоре он обнаружил, что
вообще уже не может шевелиться. Он этому не удивился, скорее ему показалось
неестественным, что до сих пор он ухитрялся передвигаться на таких тонких ножках. В
остальном ему было довольно покойно. Он чувствовал, правда, боль во всем теле, но ему
показалось, что она постепенно слабеет и наконец вовсе проходит. Сгнившего яблока в
спине и образовавшегося вокруг него воспаления, которое успело покрыться пылью, он
уже почти не ощущал. О своей семье он думал с нежностью и любовью. Он тоже считал,
что должен исчезнуть, считал, пожалуй, еще решительней, чем сестра. В этом состоянии
чистого и мирного раздумья он пребывал до тех пор, пока башенные часы не пробили
три часа ночи. Когда за окном все посветлело, он еще жил. Потом голова его помимо его
воли совсем опустилась, и он слабо вздохнул в последний раз.

Когда рано утром пришла служанка – торопясь, дюжая эта женщина, сколько ее ни
просили не поднимать шума, хлопала дверьми так, что с ее приходом в квартире уже
прекращался спокойный сон, – она, заглянув, как всегда, к Грегору, ничего особенного
сначала не заметила. Она решила, что это он нарочно лежит так неподвижно,
притворяясь обиженным: в смышлености его она не сомневалась. Поскольку в руке у нее
случайно был длинный веник, она попыталась пощекотать им Грегора, стоя в дверях. Но
так как и это не оказало ожидаемого действия, она, рассердившись, легонько толкнула
Грегора и насторожилась только тогда, когда, не встретив никакого сопротивления,
сдвинула его с места. Поняв вскоре, что произошло, она сделала большие глаза,
присвистнула, но не стала медлить, а рванула дверь спальни и во весь голос крикнула в