Page 98 - Прощание с Матерой

– Если бы ты днем их привез, не поплыли бы, – оправдывался Воронцов.
Павел смирился: будь что будет. Он уже не подсказывал Галкину держать ни вправо,
ни влево, тот правил куда-то, в какую-то пустоту, самостоятельно. Затих, смирившись, и
Воронцов, он сидел с опущенной головой, бессмысленно глядя перед собой красными,
воспаленными за ночь глазами, но время от времени не забывал расталкивать дремавшего
рядом Петруху. Пётруха встряхивался, выходил на борт и глухо и безнадежно кричал, едва
слыша себя, все то же:
– Ма-а-ать! Тетка Дарья-а-а! Эй, Матёра!
Затем возвращался и, наваливаясь по-братски на Воронцова, опять засыпал.
В конце концов, отчаявшись куда-нибуль выплыть, Галкин выключил мотор. Стало
совсем тихо. Кругом были только вода и туман и ничего, кроме воды и тумана.

Заплакал со сна, тревожно и неутешно, мальчишка, и старухи очнулись, завозились,
распрямляясь и вздыхая, – они так и не укладывались, дремали сидя, каждая на своем месте,
кто где устроился с вечера и остался после разговора. Сима, что-то наговаривая, стала
успокаивать мальчишку, и он умолк, срываясь временами лишь на слабые и подавленные
всхлипы. В курятнике у Богодула было даже и не темно, а слепо и исподно: в окне стоял
мглистый и сырой, как под водой, непроглядный свет, в котором что-то вяло и бесформенно
шевелилось – будто проплывало мимо.
– Это че – ночь уж? – озираясь, спросила Катерина.
– Дак, однако, не день, – отозвалась Дарья. – Дня для нас, однако, боле не будет.
– Где мы есть-то? Живые мы, нет?
– Однако, что, неживые.
– Ну и ладно. Вместе – оно и ладно. Че ишо надо-то?
– Мальчонку бы только как отсель выпихнуть. Мальчонке жить надо.
Испуганный и решительный голос Симы:
– Нет, Коляню я не отдам. Мы с Коляней вместе.
– Вместе дак вместе. Куды ему, правда что, без нас?
– Ты не ложилась, Дарья?
– Я с тобой рядом сидю. Не видишь, ли че ли? Это ить я сидю-то.
– Потеперь вижу. Я куды-то летала, меня тут не было. Ниче не помню.
– Куды летала – там люди есть, нет?
– Не видала. Я летала по темени, я на свет не выглядывала.
– А ты кто такая будешь-то? С этого-то боку кто у меня?
– Я-то? Я Настасья.
– Это которая с Матёры?
– Она. А ты Дарья?
– Дарья.
– Это рядом-то со мной жила?
– Ну.
– Я ить тебя, девка, признала.
– Дак я тебя поперед признала.
– Вы че это? Че буровите-то? Рехнулись, че ли?
В два голоса ответили:
– Рехнулись.
И замолчали, то ли пристыженные, то ли смущенные своими же несуразными словами.
Тревожную и тяжелую тишину пилило хриплое, ширкающее дыхание Богодула. В лад ему,
движением успокаивая себя, покачивались вперед-назад старухи.
– Че там в окошке видать-то? Гляньте кто-нить.
– Нет, я боюсь. Гляди сама. Я боюся.
Уставились в окно и увидели, как в тусклом размытом мерцании проносятся мимо,
точно при сильном вышнем движении, большие и лохматые, похожие на тучи, очертания. В