Page 35 - Скотный двор

стоял забытый Джонсом перегонный аппарат, по двору разнесся незнакомый теплый и
сытный запах. Кто-то сказал, что это запах жареного ячменя. Животные жадно вдыхали
его, предполагая, что, может быть, ячмень жарят для их похлебки. Но горячей похлебки
никто так и не увидел, а в следующее воскресенье было объявлено, что впредь ячмень
предназначается только и исключительно для свиней. Ячменем уже было засеяно поле
за садом. А затем разнеслась новость, что теперь каждая свинья будет ежедневно
получать пинту пива, а лично Наполеон — полгаллона, каковая порция, как обычно,
будет подаваться ему в супнице из сервиза «Кроун Дерби».

Но эти отдельные трудности в значительной мере компенсировались сознанием того, что
теперь они ни перед кем не склоняют шеи, как это было раньше. Они имели право петь,
говорить, выходить на демонстрации. Наполеон распорядился, чтобы раз в неделю
устраивались так называемые стихийные демонстрации с целью восславить достижения
и победы скотского хутора. В назначенное время животные должны были оставлять
работу и, собравшись во дворе, маршировать повзводно — сначала свиньи, затем лошади,
а дальше коровы, овцы и домашняя птица. Собаки сопровождали демонстрацию с
флангов, а впереди маршировал черный петух Наполеона. Боксер и Кловер, как обычно,
несли зеленое знамя, украшенное рогом и копытом и увенчанное призывом «Да
здравствует товарищ Наполеон!» Затем читались поэмы, сочиненные в честь Наполеона,
Визгун произносил речь, как обычно, упоминая о былых лишениях. Гремел салют из
револьвера. С наибольшей охотой спешили на стихийные демонстрации овцы, и если кто-
нибудь жаловался (порой кое-кто из животных позволял себе такие вольности, если
поблизости не было свиней и собак), что они только теряют время и мерзнут на холоде,
овцы сразу же заглушали его громогласным блеянием «Четыре ноги — хорошо, две
ноги — плохо!». Но большинству животных нравились эти празднества. Они считали, что
такие шествия напоминают им, что, как бы там ни было, над ними нет господ и что они
трудятся для собственного блага. И поэтому, когда звучали песни, шла демонстрация,
Визгун зачитывал список достижений, грохотал салют, развевались флаги и кричал
петух, они забывали о пустых желудках.

В апреле скотский хутор объявил себя республикой, и посему возникла необходимость в
избрании президента. На этот пост претендовал только один кандидат, Наполеон,
который был избран единогласно. В эти же дни стало известно, что обнаружены новые
документы, раскрывающие детали связей Сноуболла с Джонсом. Выяснилось, что
Сноуболл не только, как ранее думали, готовил поражение в битве у коровника,
маскируя это, якобы, стратегией, но открыто сражался на стороне Джонса. На самом
деле это именно он вел в бой силы людей, участвуя в сражении с кличем «Да
здравствует человечество!» А рану на спине Сноуболла, которую кое-кто еще смутно
помнил, нанесли зубы Наполеона.

В середине лета на ферме после нескольких лет отсутствия неожиданно появился Мозус,
ручной ворон. Он совершенно не изменился, по-прежнему отлынивал от работы и
рассказывал те же сказки о леденцовой горе. Взгромоздившись на шест, он хлопал
черными крыльями и часами рассказывал истории каждому, кто был согласен его
слушать. «Там, наверху, товарищи, — торжественно говорил он, указывая в небо своим
огромным клювом, — там наверху, по ту сторону темных туч, что нависли над вами, —
там высится Леденцовая гора, тот счастливый край, где все мы, бедные животные, будем
вечно отдыхать от трудов наших!» Он утверждал даже, что, поднявшись в небо, побывал
там лично и видел бесконечные поля клевера и заросли кустов, на которых росли
пряники и колотый сахар. Многие верили ему. Жизнь наша, считали они, проходит в
изнурительном труде и постоянном голоде; так, наверно, где-то существует более
справедливый и лучший мир. Единственное, что с трудом поддавалось объяснению, было
отношение свиней к Мозусу. Все они безоговорочно утверждали, что россказни о
леденцовой горе — ложь и обман, но тем не менее, разрешали Мозусу пребывать на
ферме и даже с правом выпивать в день четверть пинты пива.

После того, как копыто зажило, Боксер еще с большим пылом взялся за работу. Правда,
в тот год все работали как рабы, из последних сил. Кроме обычной работы на ферме и
восстановления мельницы, в марте началось строительство школы. Порой изнурительная
работа и скудный рацион становились непереносимыми, но Боксер никогда не падал
духом. Ни его слова, ни действия не позволяли считать, что силы его на исходе.
Несколько изменился лишь его внешний вид: шерсть не сияла так, как раньше, а
огромные мускулы стали чуть дряблыми. Кое-кто говорил, что, как только появится
первая травка, Боксер воспрянет, но весна пришла, а Боксер оставался в прежнем