Page 3 - Рассказы

– Ева Игнатьевна, я буду с вами напрямик – такой характер. Я человек одинокий,
положение в обществе занимаю хорошее, оклад, я вам уже сказал, до двухсот в целом. Вы
тоже одиноки… Я второй день наблюдаю за вами – вам надо уходить из цирка. Знаете,
сколько вы будете получать по инвалидности? Могу прикинуть…
– Вы что? – спросила Ева Игнатьевна.
– У меня большой дом из лиственницы… Но я в нем один. Нужна хозяйка… То есть
нужен друг, нужно кому-то согреть этот дом. Я хочу, чтобы в этом доме зазвенели детские
голоса, чтобы в нем поселился мир и покой. У меня четыре с половиной тысячи на книжке,
сад, огород… Правда, небольшой, но есть где отвести душу, покопаться для отдыха. Я сам из
деревни, люблю в земле копаться. Я понимаю, что говорю несколько в резонанс с вашим
искусством, но, Ева Игнатьевна… поверьте мне; это же не жизнь, как вы живете. Сегодня
здесь, завтра там… ютитесь вот в таких комнатушках, питаетесь тоже… где всухомятку, где
на ходу. А годы идут…
– Вы что, сватаете меня, что ли? – никак не могла понять циркачка.
– Да, я предлагаю вам поехать со мной.
Ева Игнатьевна засмеялась.
– Хорошо! – воскликнул Чередниченко.– Не надо мне верить на слово. Хорошо.
Возьмите на неделю отпуск за свой счет, поедемте со мной – посмотрите. Посмотрите,
поговорите с соседями, сходите на работу… Если я хоть в чем-нибудь обманул вас, я беру
свои слова назад. Расходы – туда и обратно – беру на себя. Согласны?
Ева Игнатьевна долго, весело смотрела на Чередниченко. Тот открыто, тоже весело,
даже игриво принял ее взгляд… Ему нравилось, как он действует: деловито, обстоятельно и
честно.
– Мне сорок второй год, забыл вам сказать. Кончаю сельхозинститут заочно. Родни
мало осталось, никто докучать не будет. Подумайте, Ева. Я не с бухты-барахты явился к
вам… Не умею я говорить красивые слова, но жить будем душа в душу. Я уже не
мальчишка, мне теперь – спокойно трудиться и воспитывать детей. Обещаю окружить вас
заботой и вниманием. Ведь надоела вам эта бездомная жизнь, эта багема…
– Богема.
– А?
– Бо-ге-ма. Через "о",
– Ну, какая разница? Суть-то одна. Разная, так сказать, по форме, но одинаковая по
содержанию. Мне хочется уберечь вас от такой жизни, хочется помочь…. начать жизнь
морально и физически здоровую.– Чередниченко сам проникался к себе уважением – за
высокое, хоть негромкое благородство, за честность, за трезвый, умный взгляд на жизнь
свою и чужую. Он чувствовал себя свободно.– Допустим, что вы нашли себе какого-нибудь
клоуна – помоложе, возможно, поинтересней… Что дальше? Вот так вот кочевать из города
в город? О детях уже говорить не приходится! Им что!..Чередниченко имел в виду
зрителей.– Посмеялись и разошлись по домам – к своим очагам. Они все кому-то нужны, вы
– снова в такую вот, извините, дыру – никому вы больше не нужны. Устали вы греться у
чужого огня! (Эту фразу он заготовил заранее.) Я цитирую. И если вы ищете сердце, которое
бы согрело вас,– вот оно.– Чередниченко прижал левую руку к груди. Он чуть не заплакал от
нахлынувших чувств и от "Кокура". Долго было бы рассказывать, какие это были чувства…
Было умиление, было чувство превосходства и озабоченности сильного, герой, и жертва, и
учитель жили в эти минуты в одном Чередниченко. Каким-то особым высшим чутьем угадал
он, что больше так нельзя, дальше будет хуже или то же самое… Надо уходить.– Не буду
больше утомлять вас – ухожу. Ночь вам на размышления. Завтра вы оставите записку
вашему служителю… такой, с бородавкой, в шляпе…
– Знаю.
– Вот, оставьте ему записку – где мы встретимся.
– Хорошо, оставлю.
Чередниченко пожал крепкую ладонь циркачки, улыбнулся, ласково и ободряюще