Page 133 - Избранное

больница, где мне не все понравилось.
Все-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он читает на стене
плакат: "Выдача трупов от 3-х до 4-х".
Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочел это
воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь, может быть, еле теплится
в моем организме, может быть, она на волоске висит — и вдруг приходится читать такие
слова.
Я сказал мужчине, который меня записывал:
— Что вы, говорю, товарищ фельдшер, такие пошлые надписи вывешиваете? Все-таки,
говорю, больным не доставляет интереса это читать.
Фельдшер, или как там его, — лекпом, — удивился, что я ему так сказал, и говорит:
— Глядите: больной, и еле он ходит, и чуть у него пар изо рту не идет от жара, а тоже,
говорит, наводит на все самокритику. Если, говорит, вы поправитесь, что вряд ли, тогда и
критикуйте, а не то мы действительно от трех до четырех выдадим вас в виде того, что тут
написано, вот тогда будете знать.
Хотел я с этим лекпомом схлестнуться, но поскольку у меня была высокая
температура, 39 и 8, то я с ним спорить не стал. Я только ему сказал:
— Вот погоди, медицинская трубка, я поправлюсь, так ты мне ответишь за свое
нахальство. Разве, говорю можно больным такие речи слушать? Это, говорю, морально
подкашивает их силы.
Фельдшер удивился, что тяжелобольной так свободно с ним объясняется, и сразу замял
разговор. И тут сестричка подскочила.
— Пойдемте, — говорит, — больной, на обмывочный пункт.
Но от этих слов меня тоже передернуло.
— Лучше бы, — говорю, — называли не обмывочный пункт, а ванна. Это, говорю,
красивей и возвышает больного. И я, говорю, не лошадь, чтоб меня обмывать.
Медсестра говорит:
— Даром что больной, а тоже, говорит, замечает всякие тонкости. Наверно, говорит, вы
не выздоровеете, что во все нос суете.
Тут она привела меня в ванну и велела раздеваться.
И вот я стал раздеваться и вдруг вижу, что в ванне над водой уже торчит какая-то
голова. И вдруг вижу, что это как будто старуха в ванне сидит, наверно, из больных.
Я говорю сестре:
— Куда же вы меня, собаки, привели — в дамскую ванну? Тут, говорю, уже кто-то
купается.
Сестра говорит:
— Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на нее не обращайте внимания. У нее
высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения. А
тем временем мы старуху из ванны вынем и набуровим вам свежей воды.
Я говорю:
— Старуха но реагирует, но я, может быть, еще реагирую. И мне, говорю, определенно
неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне.
Вдруг снова приходит лекпом.
— Я, — говорит, — первый раз вижу такого привередливого больного. И то ему,
нахалу, не нравится, и это ему нехорошо. Умирающая старуха купается, и то он претензию
выражает. А у нее, может быть, около сорока температуры, и она ничего в расчет не
принимает и все видит как сквозь сито. И, уж во всяком случае, ваш вид не задержит ее в
этом мире лишних пять минут. Нет, говорит, я больше люблю, когда к нам больные
поступают в бессознательном состоянии. По крайней мере тогда им все по вкусу, всем они
довольны и не вступают с нами в научные пререкания.
Тут купающаяся старуха подает голос:
— Вынимайте, — говорит, — меня из воды, или, говорит, я сама сейчас выйду и всех