Page 348 - Избранное

"Ага, — говорю я сам себе, — может быть, у меня выработалась дрянная походка?
Может быть, мне не хватает гимнастических упражнений, висения на кольцах прыжков?
Может, мне недостает крупных мускулов, на которые имеют обыкновение любоваться
дамы?"
Я покупаю тогда висячую трапецию. Покупаю кольца и гири и какую-то особенную
рюху.
Я вращаюсь, как сукин сын, на всех этих кольцах и аппаратах. Я верчу по утрам рюху.
Я бесплатно колю дрова соседям.
Я, наконец, записываюсь в спортивный кружок. Катаюсь на лодках и на лодчонках.
Купаюсь до ноября. При этом чуть не тону однажды. Я ныряю сдуру на глубоком месте, но,
не достав дна, начинаю пускать пузыри, не умея прилично плавать.
Я полгода убиваю на всю эту канитель. Я подвергаю жизнь опасности. Я дважды
разбиваю себе башку при падении с трапеции.
Я мужественно сношу все это и в один прекрасный день, загорелый и окрепший, как
пружина, выхожу на улицу, чтобы встретить позабытую женскую одобрительную улыбку.
Но этой улыбки опять не нахожу.
Тогда я начинаю спать при открытом окне. Свежий воздух внедряется в мои легкие.
Краска начинает играть на моих щеках. Морда моя розовеет и краснеет. И принимает даже
почему-то лиловый оттенок.
Со своей лиловой мордой я иду однажды в театр. И в театре, как ненормальный,
кручусь вокруг женского состава, вызывая нарекания и грубые намеки со стороны мужчин и
даже толкание и пихание в грудь.
И в результате вижу две-три жалкие улыбки, каковые меня мало устраивают.
Там же, в театре, я подхожу к большому зеркалу и любуюсь на свою окрепшую фигуру
и на грудь, которая дает теперь с напружкой семьдесят пять сантиметров.
Я сгибаю руки, и выпрямляю стан, и расставляю ноги то так, то так.
И искренне удивляюсь той привередливости, тому фигурянью со стороны женщин,
которые либо с жиру бесятся, либо пес их знает, чего им надо.
Я любуюсь в это большое зеркало и вдруг замечаю, что я одет неважно. Я прямо скажу
— худо и даже безобразно одет. Прекороткие штаны с пузырьками на коленях приводят
меня в ужас и даже в содрогание.
Но я буквально остолбеваю, когда гляжу на свои нижние конечности, описанию
которых не место в художественной литературе.
"Ах, теперь понятно! — говорю я сам себе. — Вот что сокрушает мою личную жизнь
— я плохо одеваюсь".
И, подавленный, на скрюченных ногах, я возвращаюсь домой, давая себе слово
переменить одежду.
И вот в спешном порядке я строю себе новый гардероб. Я шью по последней моде
новый пиджак из лиловой портьеры. И покупаю себе брюки "Оксфорд", сшитые из двух
галифе.
Я хожу в этом костюме, как в воздушном шаре, огорчаясь подобной моде.
Я покупаю себе пальто на рынке с такими широкими плечами, которых вообще не
бывает на нашей планете.
И в выходной день однажды в таком наряде выхожу на Тверской бульвар.
Я выхожу на Тверской бульвар и выступаю, как дрессированный верблюд. Я хожу туда
и сюда, вращаю плечами и делаю на ногами.
Женщины искоса поглядывают на меня со смешанным чувством удивления и страха.
Мужчины — те смотрят менее косо. Раздаются ихние замечания, грубые и
некультурные замечания людей, не понимающих всей ситуации.
Там и сям слышу фразы:
— Эво, какое чучело! Поглядите, как, подлец, нарядился! Как, — говорят, — ему не
стыдно? Навернул на себя три километра материи.