Page 16 - Рассказы о животных

Я позвал:

— Волчик! Волчик!

Он нехотя встал, расставил ноги, как поломанная кровать, и стал потягиваться, совсем как
собака. Потом вильнул своим верёвочным хвостиком и побежал ко мне.

Я так обрадовался, что он идёт на зов, что сейчас же без всякого «тубо» скормил ему
сдобную булку. Я хотел уже взять его в комнату, но тут Аннушка говорит:

— Как раз стирать кончила, а вода осталась. Давайте-ка я и его. А то дух от него уж очень
волчий.

Подхватила его под мышку и поставила в лохань. Она его мыла, как хотела, и он стоял,
смешной, весь в белой пене. Он даже ни разу не зарычал на дворничиху, когда она его
обдавала тёплой водой начисто. Он был чистый, шерсть стала блестеть, и Я не заметил, как
уж хвост у волчонка из голой верёвки стал пушистым, сам он стал сереть и обратился в
хорошенькую, весёлую собачку. БОЙ С МАНЕФОЙ

И вот раз кормил я моих зверей, и Манефа, сидя на табурете, доедала рыбёшку. Волчонок
кончил своё и полез к кошке. Он стал лапками на табурет и потянулся мордой к рыбе. Я не
успел крикнуть «тубо», как Манефа зашипела, хвост веником и — раз! раз! — надавала волку
по морде. Он завизжал, присел и вдруг бросился уж настоящим зверем на кошку. Всё это
было в одну секунду: волк опрокинул табурет, но кошка подпрыгнула на всех четырёх лапах и
успела рвануть его когтями по носу — я боялся, чтоб не выцарапала глаза. Я крикнул:
«Тубо!» — и бросился к волку. Но он уж сам бежал ко мне, а кошка наскакивала сзади и
старалась процарапать сквозь шерсть. Я стал гладить и успокаивать волчонка. Глаза были
целы. Оказался порядочный шрам на носу. Шла кровь, и волчонок зализывал языком больное
место. Плишка во время боя скрылась. Я с трудом вызвал её из-под кровати.

Вечером волк лежал на подстилке. Манефа — хвост трубой — королевой разгуливала по
комнате. Когда проходила мимо волка, он рычал, но она и головы не поворачивала, а
спокойно тёрлась о мою ногу и мурлыкала на сытое брюхо. «ОСОБОЙ ПОРОДЫ»

В доме уж все считали, что у меня две собаки. И когда спрашивали про Волчика, я говорил,
что это овчарка — мне подарили — особой породы.

Но вот раз ночью я проснулся от странного звука. Мне спросонья показалось сначала, что
пьяный ревёт за окном. Но потом разобрал я, в чём дело. Волк. Волк завыл.

Я зажёг свечку. Он сидел среди комнаты, подняв к потолку морду. Он не оглянулся на свет, а
выводил ноту, и такую лесную звериную тоску выводил он голосом на весь дом, что делалось
жутко.

Вот тебе и «овчарка особой породы». Этак он весь дом перебудит, и уж тут не скроешь, что
волк. Пойдут охи, ахи: «Волк во дворе». Все хозяйки заскандалят и выгонят меня завтра же
вон из дому с моими кошками и овчарками. Наверху барыня-генеральша живёт, злая и
вздорная[3]. «Помилуйте, — скажет, — живёшь, как в лесу, всю ночь волки воют. Благодарю
покорно». Это я всё знал наверное, и надо было сейчас же прекратить этот вой.

Я вскочил, присел к волку, стал гладить, но он глянул на меня и снова запрокинул голову.

Я дёрнул его за ошейник и повалил на пол. Он как будто опомнился, встал, встряхнулся,
зазвонил пряжками. Я побежал в кухню и достал толстую кость из супа. Волк улёгся на
подстилке и стал грызть. Грыз он своими белыми зубами большие воловьи кости, как сухари.
Только хрустело. Я потушил свечу, стал было засыпать — как дёрнет мой волк ноту, крепче

Page 16/26