Page 235 - Приключения Электроника
P. 235
Ну кто откажется от пригласительного билета, в котором указана фамилия артиста мирового
класса! Некоторые взрослые считали такой заведенный порядок несправедливым.
Все приглашенные явились на концерт.
Зал был полон. Ожидали Турина. Сейчас он выйдет — сосредоточенный, стремительный и
гениальный. Выйдет, не видя ничего вокруг себя, кроме взмахнувшего черным полированным
крылом рояля.
А вышел мальчик в ученических очках. Маленький, рыжеватый, с папкой под мышкой. Все
думали, что он будет произносить приветственную речь. А он — к роялю.
Подошел, раскрыл ноты и пискливо произнес в стоящий рядом микрофон:
— "Концерт для вертолета с оркестром". Исполняет автор.
Зал ахнул («Что за виртуоз — вертолетчик»!). Шумная волна прокатилась по рядам, слилась
с первыми звуками рояля. Казалось, красный от волнения автор предполагал именно такое
начало своего концерта: вслед за первой волной прилива устремились следующие — город
ритмично вливался в академический зал бескрайним океаном звуков. Фыркали машины,
шагали прохожие, напряженно трудились улицы. Где-то вдалеке пробили башенные часы,
прозвучали детские голоса. Знакомый город открылся слушателям, город, в котором день за
днем проходит жизнь.
Неожиданно вступил оркестр. Пианист посмотрел в зал, улыбнулся, кому-то кивнул и
продолжал играть вместе с оркестром. Хотя никаких музыкантов на сцене не было, звучали
трубы, пели скрипки, трудился большой барабан, расцветив музыкальный город всеми
красками.
Только те, кто сидел в партере, догадались, что вместо оркестра, играл мальчик. Он сидел
спокойно в первом ряду, задрав нос к потолку, а из-под его синей куртки лилась оркестровая
музыка. Электроник заранее договорился с Профессором, что будет помогать ему
оркестровым сопровождением, — ведь было объявлено, что концерт с оркестром, и он
записал на вмонтированный внутри себя магнитофон отрывки симфоний, заимствованные у
классиков. Они отрепетировали выступление, и сейчас Электроник играл роль оркестра.
Радости и печали большого города целиком захватили слушателей. Они будто шли по
тротуару, ощущая дружеское тепло нагретого камня; уступали дорогу малышам, издали
слыша стук спешащих башмаков; засыпали, глядя на звезды в окне, уронив раскрытый
учебник; встречали новый день, радуясь восходу солнца, — школьники притихли,
пораженные тем, как точно знает самоуверенный автор Концерта их жизнь.
Музыка гремела все настойчивей, и в глазах слушателей замелькали разряды молний.
Пианист и мальчик-оркестр увлеклись исполнением и подходили к опасному рубежу для
человеческого слуха, когда даже самая приятная мелодия может вызвать боль. В такие
мгновения музыка становится зримой, и замысел композитора, который писал свое сочинение
на нотной бумаге обыкновенной авторучкой, воплощается в странных символах. Вслед за
резкими вспышками, какие иногда наблюдают летящие в корабле космонавты, зрители видят
фантастические силуэты, танцующие фигуры, бесконечные просторы космоса; некоторым при
этом чудится, что они стоят у классной доски, пытаются вспомнить какие-то формулы, но им
лень поднять руку, раскрыть рот, лень даже думать про формулы.
В этом зрительном восприятии сочинения Королькова не было ничего удивительного. Как
известно, музыка отражает в звуковых образах черты своего времени, какие-то важные идеи.
Вавилонская клинопись, никем пока не расшифрованная, представляет, как догадываются
ученые, запись мелодии, сопровождающей древний миф. И музыкальная теория Птолемея
Page 235/274