Page 86 - Робинзон Крузо

Когда я был спасен и взят на борт корабля португальским капитаном,

который отнесся ко мне очень хорошо, поступил со мной по чести и
справедливости и оказался для меня благодетелем, – и тогда чувство
благодарности ни на миг не заговорило во мне. Когда, наконец, я был
выброшен после кораблекрушения на этот остров, чуть не погибнув в
волнах, я тоже не испытал никаких угрызений совести и не счел это
справедливым возмездием. Я только повторял себе все время, что я
неудачник и что мне на роду написаны лишь бедствия и муки.
Правда, когда я впервые ступил на берег этого острова, когда понял,
что весь экипаж корабля утонул и один только я был пощажен, на меня
нашло что-то вроде экстаза, восторга души, который с помощью Божьей
благодати мог бы перейти в подлинное чувство благодарности. Но восторг
этот разрешился, если можно так выразиться, простой животной радостью
существа, спасшегося от смерти; он не повлек за собой ни размышлений об
исключительной благости руки, отличившей меня и даровавшей мне
спасение, когда все другие погибли, ни вопроса о том, почему Провидение
было столь милостиво именно ко мне. Радость моя была той обычной

радостью, которую испытывает каждый моряк, выбравшись невредимым на
берег после кораблекрушения, и которую он топит в первой же чарке вина,
а вслед за тем забывает… И так-то я жил все время до сих пор.
Даже потом, когда, по должном раздумье, я осознал свое положение –
то, что я выброшен на этот ужасный остров, мое полное одиночество без
всякой возможности общаться с людьми, без проблеска надежды на
избавление, – даже и тогда, как только открылась возможность остаться в
живых, не умереть с голоду, все мое горе как рукой сняло: я успокоился,
начал работать для удовлетворения своих насущных потребностей и для
сохранения своей жизни, и если сокрушался о своей участи, то менее всего
видел в ней возмездие свыше, карающую десницу Божью. Такие мысли
очень редко приходили мне в голову.
Прорастание зерна, как уже было отмечено в моем дневнике, оказало

было на меня благодетельное влияние, и до тех пор, пока я приписывал его
чуду, серьезные, благоговейные мысли не покидали меня; но как только
мысль о чуде отпала, улетучилось, как я уже говорил, и мое благоговейное
настроение.
Даже землетрясение – хотя в природе нет явления более грозного,
более непосредственно указывающего на невидимую высшую силу, ибо
только ею одной могут совершаться такие явления, – даже землетрясение
не оказало на меня могущественного влияния: прошли первые минуты
испуга, изгладилось и первое впечатление. Я не чувствовал ни Бога, ни