Page 4 - Никита

ражение, и вот уже стали видны маленькие глаза, нос и открытый влажный рот,
пахнущий живым дыханием.
— А я думал, ты правда цвет! — сказал Никита. — А дай я посмотрю — что

у тебя внутри, есть у тебя кишки?
Никита сломал стебель — тело цветка — и увидел в нём молоко.
— Ты маленький ребёнок был, ты мать свою сосал! — удивился Никита.
Он пошёл к старой бане.
— Бабушка! — тихо сказал ей Никита. Но щербатое лицо бабушки гневно
ощерилось на него, как на чужого.
«Ты не бабушка, ты другая!» — подумал Никита.
Колья из плетня смотрели на Никиту, как лица многих неизвестных людей.
И каждое лицо было незнакомое и не любило его: одно сердито ухмылялось, дру
гое злобно думало что то о Никите, а третий кол опирался иссохшими руками
ветвями о плетень и собирался вовсе вылезти из плетня, чтобы погнаться за Ни

китой.
— Вы зачем тут живёте? — сказал Никита. — Это наш двор!
Но незнакомые, злобные лица людей отовсюду неподвижно и зорко смотре
ли на Никиту. Он глянул на лопухи — они должны быть добрыми. Однако и ло
пухи сейчас угрюмо покачивали большими головами и не любили его.
Никита лёг на землю и прильнул к ней лицом. Внутри земли гудели голоса,
там, должно быть, жили в тесной тьме многие люди, и слышно было, как они
карябаются руками, чтобы вылезти оттуда на свет солнца. Никита поднялся в стра
хе, что везде кто то живёт и отовсюду глядят на него чужие глаза, а кто не видит

его, тот хочет выйти к нему из под земли, из норы, из чёрной застрехи сарая. Он
обернулся к избе. Изба смотрела на него, как прохожая старая тётка из дальней
деревни, и шептала ему: «У у, непутёвые, нарожали вас на свет — хлеб пшенич
ный даром жевать».
— Мама, иди домой! — попросил Никита далёкую мать. — Пускай тебе
половину трудодня запишут. К нам во двор чужие пришли и живут. Прогони их!
Мать не услышала сына. Никита пошёл за сарай; он хотел поглядеть, не
вылезает ли пень голова из земли; у пня рот большой, он всю капусту на огороде
поест, из чего тогда мать будет щи варить зимой?
Никита издали робко посмотрел на пень в огороде. Сумрачное, нелюдимое
лицо, обросшее морщинистой корой, неморгающими глазами глянуло на Ники

ту.
И далеко кто то, из леса за деревней, громко крикнул:
— Максим, ты где?
— В земле! — глухо отозвалась пень голова.
Никита обернулся, чтобы бежать к матери в поле, но упал. Он занемог от
страха: ноги его стали теперь как чужие и не слушались его. Тогда он пополз на
животе, словно был ещё маленький и не мог ходить.
— Дедушка! — прошептал Никита и посмотрел на доброе солнце на небе.
Облако застило свет, и солнца теперь не было видно.

4