Page 4 - Чудесный доктор

даже звуки веселой польки… Но они мужественно гнали от себя прочь

соблазнительную мысль: остановиться на несколько секунд и прильнуть
глазком к стеклу.
По мере того как шли мальчики, все малолюднее и темнее становились
улицы. Прекрасные магазины, сияющие елки, рысаки, мчавшиеся под
своими синими и красными сетками, визг полозьев, праздничное
оживление толпы, веселый гул окриков и разговоров, разрумяненные
морозом смеющиеся лица нарядных дам – все осталось позади. Потянулись
пустыри, кривые, узкие переулки, мрачные, неосвещенные косогоры…
Наконец они достигли покосившегося ветхого дома, стоявшего особняком:
низ его – собственно подвал – был каменный, а верх – деревянный. Обойдя
тесным, обледенелым и грязным двором, служившим для всех жильцов
естественной помойной ямой, они спустились вниз, в подвал, прошли в
темноте общим коридором, отыскали ощупью свою дверь и отворили ее.
Уже более года жили Мерцаловы в этом подземелье. Оба мальчугана
давно успели привыкнуть к этим закоптелым, плачущим от сырости
стенам, и к мокрым отрепкам, сушившимся на протянутой через комнату

веревке, и к этому ужасному запаху керосинового чада, детского грязного
белья и крыс – настоящему запаху нищеты. Но сегодня, после всего, что
они видели на улице, после этого праздничного ликования, которое они
чувствовали повсюду, их маленькие детские сердца сжались от острого,
недетского страдания. В углу, на грязной широкой постели, лежала девочка
лет семи, ее лицо горело, дыхание было коротко и затруднительно, широко
раскрытые блестящие глаза смотрели пристально и бесцельно. Рядом с
постелью, в люльке, привешенной к потолку, кричал, морщась, надрываясь
и захлебываясь, грудной ребенок. Высокая, худая женщина, с
изможденным, усталым, точно почерневшим от горя лицом, стояла на
коленях около больной девочки, поправляя ей подушку и в то же время не
забывая подталкивать локтем качающуюся колыбель. Когда мальчики
вошли и следом за ними стремительно ворвались в подвал белые клубы

морозного воздуха, женщина обернула назад свое встревоженное лицо.
– Ну? Что же? – спросила она отрывисто и нетерпеливо.
Мальчики молчали. Только Гриша шумно вытер нос рукавом своего
пальто, переделанного из старого ватного халата.
– Отнесли вы письмо?.. Гриша, я тебя спрашиваю, отдал ты письмо?
– Отдал, – сиплым от мороза голосом ответил Гриша.
– Ну, и что же? Что ты ему сказал?
– Да все, как ты учила. Вот, говорю, от Мерцалова письмо, от вашего
бывшего управляющего. А он нас обругал: «Убирайтесь вы, говорит,