Page 2 - Майская ночь, или Утопленница

Николай Гоголь

Майская ночь, или Утопленница

© ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС», 2013 * * *

Ворог його батька знає! почнуть що-небудь робить люди хрещенi, то мурдуютця, мурдуютця,
мов хорти за зайцем, а всё щось не до шмигу; тiльки ж куди чорт уплетецця, то верть
хвостиком – так де воно й вiзмецця, неначе з неба [1].

I. Ганна

Звонкая песня лилась рекою по улицам села ***. Было то время, когда утомлённые дневными
трудами и заботами парубки и девушки шумно собирались в кружок, в блеске чистого вечера,
выливать своё веселье в звуки, всегда неразлучные с уныньем. И задумавшийся вечер
мечтательно обнимал синее небо, превращая всё в неопределённость и даль. Уже и сумерки;
а песни всё не утихали. С бандурою в руках пробирался ускользнувший от песельников
молодой козак Левко, сын сельского головы. На козаке решетиловская шапка. Козак идёт по
улице, бренчит рукою по струнам и подплясывает. Вот он тихо остановился перед дверью
хаты, уставленной невысокими вишнёвыми деревьями. Чья же это хата? Чья это дверь?
Немного помолчавши, заиграл он и запел:

Сонце низенько, вечір близенько,

Вийди до мене, моє серденько!

– Нет, видно, крепко заснула моя ясноокая красавица! – сказал козак, окончивши песню и
приближаясь к окну. – Галю! Галю! ты спишь или не хочешь ко мне выйти? Ты боишься,
верно, чтобы нас кто не увидел, или не хочешь, может быть, показать белое личико на холод!
Не бойся: никого нет. Вечер тёпел. Но если бы и показался кто, я прикрою тебя свиткою,
обмотаю своим поясом, закрою руками тебя – и никто нас не увидит. Но если бы и повеяло
холодом, я прижму тебя поближе к сердцу, отогрею поцелуями, надену шапку свою на твои
беленькие ножки. Сердце моё, рыбка моя, ожерелье! выгляни на миг. Просунь сквозь
окошечко хоть белую ручку свою… Нет, ты не спишь, гордая дивчина! – проговорил он громче
и таким голосом, каким выражает себя устыдившийся мгновенного унижения. – Тебе любо
издеваться надо мною, прощай!

Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошёл от окошка, тихо
перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь
распахнулась со скрыпом, и девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко
оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке
горели приветно, будто звёздочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто; и от
орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках её.

Page 2/20