Page 3 - Домой
P. 3

Николай Дмитриевич Телешов: «Домой»                                                               3
            тебя!» Даже начальник Александр Яковлевич, который всеми распоряжался, закричал на него и
            приказал жить, а если будет мешаться, то обещал выдрать за волосы. И Семка волей-неволей
            жил и тосковал. Вместе с ним жили в бараке еще три девочки и один мальчик, которых забыли
            здесь родители и ушли неизвестно куда, но те дети были такие маленькие, что нельзя было с
            ними ни играть, ни шалить.
                  Проходили  дни  и  недели,  а  Семка  все  жил  в  ненавистном  бараке,  не  смея  никуда
            отлучиться. Наконец, ему надоело. Ведь вот же она, та самая дорога, по которой они пришли
            сюда из «Расеи»!.. Не пускают добром, так он и сам убежит! Разве долго?.. И опять он увидит
            родное село, Узюпку, опять увидит Малашку, Васятку и Митьку, своих закадычных приятелей.
                  Хотя страх быть пойманным и удерживал Семку долгое время, однако надежда увидеть
            свою  речку,  своих  товарищей  и  родное  село  была  так  велика  и  соблазнительна,  что  Семка,
            затаив в душе заветную мечту, выбрал  удобное время и, отказавшись навек от даровых щей,
            выбежал  на  дорогу,  и  был  счастлив,  что  возвращается  домой.  Ему  казалось,  что  нигде  нет
            такого хорошего места, как Белое, и во всем свете нет такой хорошей реки, как Узюпка.
                  Уже  луна  приближалась  к  горизонту,  уже  наступало  утро,  а  Семка  все  шел  по  дороге,
            вдыхая свежий росистый воздух и радуясь тому, что всякий шаг приближает его к дому.

                                                             II

                  Кажется, все, что только возможно придумать для  человека, все это видала и испытала
            обширная  Сибирь,  и  ничем  не  удивишь  ее, –  никакой  новинкой!  Проходили  по  ней  тысячи
            верст закованные арестанты, громыхая тяжелыми цепями, кололи и рыли в темных рудниках ее
            недра, томились в ее острогах; по ее дорогам, весело звеня бубенцами, мчатся резвые тройки, а
                       3
            по тайгам   бродят беглые каторжники, воюя с зверями, и то выжигают селения, то питаются
            Христовым именем: толпы переселенцев тянутся из России почти сплошной вереницей, ночуя
            под  телегами,  греясь  у  костров,  а  навстречу  им  идут  назад  другие  толпы, –  обнищавшие,
            голодные и больные, и много их умирает по пути, – и ничто никому не ново. Слишком много
            чужого горя  видала Сибирь, чтобы чему-нибудь  удивляться. Не  удивился никто и на Семку,
            когда тот проходил селением или спрашивал:
                  – Которая тут дорога в Расею?
                  – Все дороги в Расею ведут, – просто отвечали ему, и махали руками вдоль пути, как бы
            удостоверяли его направление.
                  И  Семка  шел  без  устали,  без  боязни;  его  радовала  свобода,  веселили  поля  с  пестрыми
            цветами и звон колокольчиков проносившейся мимо почтовой тройки; иногда он ложился на
            траву  и  крепко  засыпал  под  кустом  шиповника,  или  забирался  в  придорожную  рощу,  когда
            становилось жарко. Сердобольные сибирские бабы кормили его хлебом и молоком, а попутные
            крестьяне иногда подвозили в телегах.
                  – Дяденька,  подвези, пожалуйста! –  упрашивал  Семка,  когда  его  догонял  кто-нибудь  на
            лошади.
                  – Тетенька, подай милостыньку! – обращался он в деревнях к хозяйкам.




















              3  Тайга – дремучий сибирский лес
   1   2   3   4   5   6   7   8