Page 7 - Домой

Николай Дмитриевич Телешов: «Домой» 7
серые домики с зелеными, красными и серыми крышами, потом пошли белые каменные дома;
по улицам бродили куры, хрюкали свиньи; потом потянулись дворы и заборы, встретились у
почтовых ворот полосатые верстовые столбы, раскинулась площадь с высокою колокольней за
железной решеткой, а напротив нее торчала серая, тощая, бревенчатая каланча, где на самой
макушке ходил вокруг по барьеру солдат, а впереди опять виднелись башни, заставы…
Не останавливаясь. Семка прошел городом и снова вышел на тракт, где было ему
привольнее и веселее.

IV

Чем дальше, тем более во всем замечал Семка, что наступает осень. «Ладно, скоро
зима», – думалось ему, и родное село казалось все ближе и ближе. На полях не вились уже
пестрые бабочки, не кружились стрекозы; деревья роняли листву, трава увядала: небо чаще
заволакивалось серыми жидкими тучами; по ночам стояли холода. Но Семка думал: «Теперь уж
скоро! Теперь недалеко!»
Проходя по тракту, Семка с утра еще ничего не ел и теперь чувствовал голод. Завидев в
кустах человека, который сидел, поджав под себя ноги, и что-то жевал, он остановился и с
завистью глядел, как тот, облупив яйцо, откусывал, заедая хлебом.
– Тебе чего? – спросил человек, не поднимаясь и продолжая жевать.
Семка молчал.
Человек этот был не молод, с серой короткой бородой, с загорелым и обветрившимся
4
лицом, с узкими впалыми глазами. На ногах его были надеты шерстяные пимы , на плечах –
пестрый пиджак, а на затылке – картуз.
– Тебе чего? – повторил он, вглядываясь в Семку.
– Дедушка, – несмело ответил Семка, – дай, хлебца кусочек…
– Самому, приятель, подали. Ну, да на… Поделюсь!
Он протянул ему корку и опять спросил:
– Ты чей такой? Откуда взялся?
– Домой иду… в Расею.
– В Расею? Вот и я в Расею… В зачем ты идешь?
Семка начал подробно рассказывать о своей жизни. Он говорил, как было ему скучно в
бараке, как захотелось домой, и как он убежал ночью, а незнакомец все слушал да кивал
головой, точно хваля его за что-то.
– Молодец, брат, – проговорил старик, похлопав Семку по руке. – Только гляжу я, плохая
твоя жизнь!.. Видно, по моим следам пойдешь: ни дома тебе не видать, ни своего места не
знать… Собачья жизнь! Прямо, собачья!
– А ты, дедушка, кто такой? – с интересом проговорил Семка и сел напротив старика.
– Кто я-то?.. Да никто… Так… Одно слово – Неизвестный.
Старик глубоко вздохнул и провел ладонью по лицу, точно утираясь.
– Да, брат… Ты человек малый, а и то вон как тебя назад потянуло… Всегда оно так,
тянет, тянет… домой-то.
– А что, дедушка, дойду я к зиме до Расеи?
– Нет, не дойдешь. Потому, пойдут холода, а на тебе вон даже пальтишка нет… Хаживал
я… Знаю… Не дойдешь, говорю. Замерзнешь.
От его слов Семка закручинился. Задумался и старик. Оба, потупив глаза, молчали.
Семке в это время казалось, как он будет замерзать, и было горько, что никто об этом не
узнает в Белом. А старик думал свою думу и молча шевелил усами.
– Так ты куда? – неожиданно спросил Неизвестный, поднимаясь с травы.
– Я, дедушка, домой…
– Ну, и я домой. Пойдем вместе.
Оба они молча вышли на дорогу и побрели, не торопясь, вперед.

4 Пимы – длинные сапоги из оленьей кожи шерстью наружу, мягкие